В 1964 году в сентябрьской книжке журнала «Вопросы истории» (ВИ) появилась небольшая, никем не подписанная заметка «Обсуждение одной концепции о времени создания "Слова о полку Игореве"». В ней среди прочего было сказано следующее:

«4 – 6 мая состоялось обсуждение некоторых вопросов, касающихся времени создания и авторства "Слова о полку Игореве". Оно было проведено в связи с предпринятой доктором исторических наук А. А. Зиминым попыткой в отличие от установившегося в науке мнения, что "Слово" – памятник древнерусской литературы, датировать его создание более поздним временем – XVIII веком... Подводя итоги обсуждения, академик Е. М. Жуков подчеркнул, что лейтмотив всех выступлений… сводится к тому, что ему не удалось доказать правильность своих построений. Е. М. Жуков вместе с тем отметил, что подготовка и проведение обсуждения явились не вполне оправданным расходом средств и времени, поскольку выяснилось, что обсуждаемая концепция не заслуживает того внимания, которое было ей уделено. Опровержение надуманных построений отвлекло на значительное время многих специалистов от текущей работы».

Не знаю, многие ли из читателей «ВИ» обратили внимание на это сообщение, помещённое на одной из последних страниц журнала. Между тем «обсуждение», о котором шла речь, стало кульминацией едва ли не самого большого скандала «послесталинской» исторической науки.

Споры о датировке и авторстве «Слова о полку Игореве» начались задолго до того, как советский историк Александр Зимин не только заинтересовался этим вопросом, но и вообще появился на свет. Этому немало способствовало то, что предполагаемый оригинальный список «Слова» был, во-первых, приобретён Мусиным-Пушкиным при не вполне понятных обстоятельствах, а во-вторых, по его утверждению, сгорел во время московского пожара 1812 года. На протяжении двух веков люди самых разных взглядов –  от русского писателя Льва Толстого до западных славистов Мазона и Кинана – периодически высказывали предположение о том, что на самом «Слово» – вовсе не памятник древнерусской словесности, а более поздняя фальсификация, вроде «Краледворской рукописи», подделанной чешскими литераторами Вацлавом Ганкой и Йозефом Линдой. Однако и в российской, и в советской исторической науке мнение о подлинности «Слова» сделалось общепринятым.

Как свидетельствует Владимир Кобрин, хорошо знавший почти всех ведущих советских историков, некоторые из них также сомневались в подлинности «Слова», однако предавать свои сомнения гласности большинство из них не спешило, прекрасно понимая, что ничего, кроме неприятностей, подобное «разоблачение» им не принесёт. Единственным, кто не испугался взяться за опасную тему, оказался молодой талантливый историк Александр Зимин. Несколько лет он посвятил специальным исследованиям, итогом которых стала 700-страничная монография, доказывающая, что «Слово о полку Игореве» – памятник не XII, а XVIII века. Назвал Зимин и предполагаемого автора поэмы – по его мнению, им был архимандрит Иоиль Быковский, тот самый, кто, по словам Мусина-Пушкина, продал ему рукописные книги, в одной из которых был обнаружен текст «Слова».

Весной 1964 г. Зимин доложил о результатах своей работы в Институте русской литературы. Затем должны были последовать публикация и широкое обсуждение, но поскольку дело было в Союзе, то всё произошло совершенно иначе: вместо публикации была назначена закрытая дискуссия – та самая, о которой говорилось в анонимной заметке в «ВИ».

О том, как проходила эта дискуссия, подробно рассказал ученик Зимина Владимир Кобрин. Монография была напечатана на гектографе тиражом в 100 нумерованных экземпляров, которые приглашённые получали под расписку, с обязательством сдать по окончанию диспута. У входа в зал, где проходило обсуждение, дежурили спортивного вида молодые люди, бдительно следившие, чтобы никто из посторонних – среди которых были очень известные люди, например археолог и антрополог Михаил Герасимов, – не попал внутрь. Специально позаботились и о президиуме – ни один из его членов не был специалистом по древнерусской литературе или истории. Упомянутый в «ВИ» академик Е. М. Жуков, к примеру, занимался новой и новейшей историей Японии, а его коллега В. М. Хвостов – международными отношениями в XIX–XX вв.

Что касается самой дискуссии, то предоставим слово В. Кобрину: «Большинство выступавших использовало трибуну для нападок на Зимина. Из тех, кто выступал против выводов Зимина, не нашлось, кроме Николая Калинниковича Гудзия, никого, кто бы сказал: я не согласен с Зиминым, но уважаю его научную честность, а полемизировать с его взглядами буду только после опубликования книги…. Вскоре появился неподписанный, анонимный отчёт о дискуссии…Выступления тех, кто поддержал концепцию Зимина, были только названы, а не изложены, не были приведены аргументы. Была ещё изменена последовательность выступлений: сначала сообщалось о выступлениях сторонников Зимина, а потом приводились аргументы его противников. Таким образом, у неискушённого читателя создавали ощущение, что несколько неумных и доверчивых людей подпали под влияние Зимина, но другие, более квалифицированные, их поправили».

Итог обсуждения был предсказуем. Монография Зимина легла под сукно и увидела свет лишь в 2006 году, через четверть века после смерти автора. Пострадала и научная карьера историка: если с 1958 по 1964 г. он опубликовал шесть своих исследований, то с 1964-го до смерти в 1980 г. – только два. Ещё семь (!) монографий увидели свет лишь после смерти учёного.

В этой статье мы не станем выяснять, прав или не прав был Зимин в своём предположении, поскольку независимо от этого историк был лишён основного «права» любого учёного: обнародовать свою гипотезу и отстаивать её в честной, открытой дискуссии. В результате в проигрыше оказался не только сам Зимин, но и все те, кому действительно важна научная истина. Всего через семь лет после скандального «обсуждения» упомянутый выше славист Эдвард Кинан опубликовал не менее скандальное «разоблачение» – согласно его теории, знаменитая переписка князя Курбского и Ивана Грозного «на самом деле» была создана только в XVII веке известным «диссидентом» князем Шаховским. Поскольку Кинан был американцем, запретить ему публиковаться никто не мог, поэтому пришлось спорить научными методами. И тут советские учёные оказались на высоте: в ходе многолетней дискуссии ими было сделано несколько важных источниковедческих открытий, не только не оставивших от теории Кинана камня на камне, но и позволивших внести важные уточнения в общепринятые представления о русской истории. Несомненно, честная научная полемика с участием такого блестящего учёного, как Зимин, наверняка оказалась бы не менее плодотворной.

И последнее. Вопреки распространённым утверждениям, вопрос о датировке «Слова» по-прежнему не закрыт. И сегодня есть серьёзные исследователи, которые разделяют точку зрения Зимина или полагают, что поэма была написана либо в XV в., либо одновременно с «Задонщиной» (возможно даже тем же автором) в XVII в., либо в XVIII в. В общем, точку в этой дискуссии ставить рано. И очень хочется надеяться, что в свете последних разговоров о «фальсификаторах», унификации учебников истории и одинаковой трактовке «очевидных вещей», ни у кого не возникнет соблазна сделать это методами «обсуждения» теории Зимина.