Скучать по-умному можно... только в России?
«...Мне самому бывает скучно писать, пока вдруг не хлынет свет и не осветит дороги, куда мне идти», – пишет про себя Иван Гончаров. Тем временем, как только его Обломов вальяжно расположился скучать на продавленном диване, не надеясь, конечно, ни на какой луч света, его автор уже начинал «Обрыв».
«Скушно на этом свете, господа!» – написал в «Миргороде» ещё один гениальный специалист по скуке – Гоголь, который, наслаждаясь ароматным капучино и атмосферой Рима, одновременно с «Мёртвыми душами» писал «Шинель» и ещё пару произведений.
Что касается другого континента, то герои Фитцджеральда и Кинга никогда не сидят на месте, а даже если и сидят, то не скучают. По крайней мере, главные герои.
Образ Ивана-дурака, сидящего на печи, по уровню примитивности сравним разве со штампом о тупости американцев или похотливости французов.
Итак, встречаются русский, американец и еврей...
Это не начало очередного анекдота, а реальное начало истории рождения и перерождения не одного поколения эмигрантов, когда три психотипа, давно ставшие анекдотическими, «встречаются» в рамках одной личности. Особенно в условиях эмиграции такая огнеопасная смесь принимает достаточно причудливые, если не сказать больше, формы. О деловитости и безделье, о работе и творчестве и пойдёт речь в этой сказке, основанной, как часто бывает, на реальных событиях.
Один мой знакомый, живущий в Америке с 12 лет, так и не окончил колледж, решив, что начнёт сразу зарабатывать. Пока все его друзья получали образование и устраивались на позиции для «среднего класса», он работал где придётся и в итоге занялся строительством. Став к 35 годам владельцем нескольких домов, он остановиться уже не может – продолжает заниматься тяжёлой физической работой, когда мог бы спокойно жить, пожиная проценты с уже заработанного.
Макиавелли в «Государе» пишет, что власть завоеванная и власть, полученная по наследству или в подарок, – это две разные ипостаси. Причём правитель, сам завоевавший государство, по мнению мыслителя, действительно будет знать, что делать с добычей, как управлять народом и удерживать свою власть.
В истории с моим знакомым этот принцип не сработал. Сын еврейских эмигрантов понял с юношества, что ни папа, ни мама помогать ему не будут и он должен добиваться всего только сам, как будто это не они, а он приехал в страну, где ему никто ничего не должен. Конечно, ему даже в голову не пришло попросить у довольно обеспеченных родителей денег в долг, когда он строил свой первый дом. Пришлось брать кредит в банке, под проценты. В чём-то его жизнь даже удалась – он наконец доказал родителям и всем остальным, что может зарабатывать, не работая в офисе с 9 до 5. Его свобода выражается в том, что он периодически уезжает куда глаза глядят, вроде пустыни Сахары, где он совершенно свободен.
Но есть одно «но» – он не умеет скучать. Зная, что каждая минута, потраченная зря, – это минус на банковском счёте, он постоянно несётся, останавливаясь только в пустыне. Там время как песок, а песок бесконечен. По возвращении гонка продолжается.
Да, забыла отметить, что он талантливый скульптор, но только времени на скульптуру никак не остаётся, всё дела-дела-дела…
Конечно, такое искалеченное завышенными представлениями об эмигрантской доле самосознание отразилось и на личной жизни – семьи наш герой создать не может, потому что максималист: считает, что его денег недостаточно на построение «ячейки общества», по той же причине максимализма не отказывается ни от одного заказа и всё работает, работает, работает.
Психологи называют такой трудоголизм комплексом на основании того, что человек замещает жизнь, которую хотел бы иметь, жизнью, которую иметь «надо», базируя свою самооценку и оценку себя в глазах окружающих на собственном благосостоянии, пусть с сильным русским акцентом, неустроенной личной жизнью, кучей проблем со здоровьем, но зато платиновой банковской карточкой.
У этого трудоголика есть лучший друг – его полный антипод. Образованный, начитанный, утончённый поэт, который приехал в романтические 17 лет в составе вполне традиционной семьи, все члены которой идеально «влились» в американское сообщество без особых проблем. Кроме нашего второго героя. Поэт же если и работал, то по жёсткой необходимости и большую часть денег просто терял.
Поэт, кстати, любит поскучать, подумать о великом и всё прочее. С помощью верного друга-трудоголика он уже несколько раз избегал приюта для бездомных и клялся стать работящим и непьющим, но видно, не судьба. Трудоголик смотрит на поэта почти влюблёнными глазами и приволакивает своему заскучавшему другу в необустроенную бруклинскую квартирку велосипед и пару табуреток на четвёртый этаж без лифта. Поэт, вздыхая, принимает, заложив «Портрет Дориана Грея» на 39 странице кусочком обложки «Нью-Йоркера».
Трудоголик критикует, но влюблённо смотрит на своего друга... влюблён он, конечно, не в поэта, а в свою мечту – заниматься скульптурами, не думать о деньгах, нравиться взбалмошным девушкам, которые постоянно закатывают глаза и признаются в любви на века...
Но это только сон, он не из той среды, он должен заработать на хотя бы счастливую старость – где-нибудь в Эквадоре или Гималаях или просто в маленьком американском забытом Богом местечке. А сейчас нельзя себе позволить расслабиться. Ведь, наверное, ему когда-нибудь тоже захочется насладиться непременной составляющая жизни – скукой. Если не в сейчас, то хотя бы на пенсии.