Нет пуль, нет и войны. Никто у детской кроватки не ждёт и слёз не утирает. Но надо принять решение, понять, чем или кем тебе дорога эта страна.

«Это моя вторая родина», – говорят, гордо улыбаясь, эмигранты-американцы первого поколения.

Первое – самое тяжёлое. Их дети уже не понимают, почему родители купили дом за непосильные полмиллиона долларов и гробят свою жизнь, выплачивая долг за него. Птенцы уже давно разъехались, им этот дом не нужен и неинтересен, а те всё горбатятся. В 40 выглядеть на 50 – реально, и это ещё повезло.

«Кому нужна такая жизнь?» – удивляются подростки-эмигранты и решают уехать, скажем, в Тибет, Англию, или в Эквадор, или просто в другой штат и оттуда не вылезать, что равноценно жизни на другом материке.

А те всё горбатятся. И выглядят на 10 лет старше. И очень гордятся, что не сидят на шее у государства, а наоборот, дом строят, дерево растят, ну и всё такое, делая это чисто для себя и для детей, точнее, для того, чтобы дети когда-нибудь, лет через 30, разочаровавшись в буддизме, Оксфорде или айяваску, поняли, что у них есть маленький кусочек земли с настоящим домом, причём не где-то, а в живописном пригороде Нью-Йорка – и всё это благодаря родителям, которые когда-то совсем отстали от жизни: слушали только хиты 80-х, на Рождество пели Окуджаву и мелодии из фильмов Рязанова, а на Новый год втыкали в кошмарный «Голубой огонёк», попивая скисшее раньше срока годности и, разумеется, купленное на Брайтоне советское шампанское.

Тем временем, задолго до выплаты ипотеки, у родителей начинается кризис среднего возраста. Они хотят нагнать своё, например, начинают учиться на психологов или дизайнеров, становятся веггийцами или тантристами или, на худой конец, увлекаются так популярным нынче в интеллигентных кругах вязанием.

Медитируя на разноцветные нитки, они начинают понимать, что даже самый лучший шарфик не свяжет их с американцами общими узами. Всё равно одни мультфильмы и сериалы в детстве не смотрели и в игрушки те же не играли, так что культурный код другой.

И наступает «военное время» – борьба с собой, точнее, со своим прошлым. Где то счастливое детство с угловатыми деревянными игрушками, грубой кассиршей в родном продуктовом и бабками, осуждающими за укороченную до попы школьную юбку? Неужели навсегда ушло? Да и юбка больше не смотрится. И вообще, кто в таком возрасте носит такое...

И тут (иногда) происходит перерождение. Взрослые, превратившись в малолеток, начинают спешно восстанавливать связи с прошлым. У кого не осталось родственников – есть одноклассники. Вот и сайт одноименный подсказывает, что Танюха из параллельного класса живёт всё в том же третьем подъезде с двумя детьми и двумя котами; Вадимчик пожил в Германии, да и вернулся (кстати, никогда не подозревали, что он еврей!), а Лена с Димой стали новыми русскими, но живут всё в том же доме…

Так, взяв все возможные отгулы и больничные, родители уезжают ностальгировать и медитировать на бывших одноклассников, а их американские дети крутят пальцем у виска.

По истечении отпуска родители возвращаются иными – они больше не хотят выплачивать за дом и работать в занудном офисе или просто теряют работу из-за кризиса. Конечно, в России уже ничего не светит, но хочется чего-то нового. Так что они разводятся для разнообразия. Сходятся с другими, расходятся, сходятся вновь друг с другом... А потом идут... на танцы.

Да, теперь они вместе посещают уроки бальных танцев раз или два в неделю и ещё пару раз репетируют сами, отрабатывая непривычно элегантные па. И всё сразу становится гармоничным и кармичным: прошлое – настоящее, быт – романтика, заграница – родина.

С чего, кстати, она начинается? Может быть, с того старого клёна, что глядит в окно?

У моих друзей, например, канадский клён бросает огромную тень на аккуратную лужайку. Они пьют чай на веранде и наблюдают за дикими оленями, а по ночам воздух пронизан стрекотом и бликами светлячков. От влажного воздуха разглаживается кожа, благодаря органической еде здоровье находится в прекрасном балансе, даже при диабете хозяина дома, который постоянно колется инсулином.

По телевизору сообщают об очередных волнениях на границе Израиля и Палестины. Там солдаты воюют на собственной или соседней земле, они скучают по дому, по родным. У них есть цель – победить врага и добраться до дома живыми и здоровыми.

В мирной жизни цели нет, особенно по сравнению с военным положением, жить оказывается тяжелее, чем выживать, да и времена другие – Крутой не заменит Богословского, и тех песен уже не будет больше. Их уже столько, сколько есть, и одна из них завлекает нас в тёмную ночь, знакомую с детства. Там нет светлячков, но есть пули и гром ветра в проводах, есть там и маленькая кроватка, где спит существо, которое можно по-настоящему любить. Так же, как и свою – единственную – Родину, какой бы она ни была.