В начале прошлого века известный сионистский публицист Владимир Жаботинский писал, что у российских евреев, проживавших преимущественно на национальных окраинах империи, есть два пути: либо присоединиться к великороссам, либо примкнуть к национальному движению пробуждающихся нацменьшинств.

Говоря о двух вариантах, Жаботинский рассуждал сугубо теоретически. Поскольку к тому времени российские евреи уже определились в своём выборе. Причём сам Владимир Евгеньевич не испытывал на сей счёт никаких иллюзий: «Евреи во многих городах черты оседлости, где великорусского населения нет, являются единственными, так сказать, представителями русской культуры, т. е., говоря точнее, единолично русифицируют край. Вильна, например, русифицирована только еврейской интеллигенцией… города Украины, где великороссов можно по пальцам перечесть, и вполовину бы не носили того характера, который носят теперь, если бы еврейская интеллигенция не так усердно шла навстречу администрации в смысле насаждения русского языка». 

По-другому, наверное, и быть не могло. Поскольку большинство национальных культур, за исключением разве что польской, находились тогда лишь в самом начале пути. И никак не могли соперничать на равных с культурой Пушкина, Достоевского и Толстого.

Верность этому выбору «окраинное» еврейство пыталось сохранить и после революции, когда многие из них оказались гражданами независимых государств-лимитрофов. Об этом, в частности, писал Иосиф Бикерман, известный еврейский публицист, покинувший Россию вместе с белыми: «Картина везде та же: евреи являются верными хранителями русского языка, русской культуры и ждут не дождутся восстановления великой России. Школы, в которых ведётся ещё преподавание на русском языке, заполняются еврейскими детьми, и я видел, какая это трагедия для еврейской семьи, имеющей детей школьного возраста, когда школа начинает питомцам своим навязывать язык благополучно самоопределившегося племени и патриотизм нововозникшего государства».

Судя по некоторым данным, кое-где ситуация не изменилась и через двадцать лет жизни в независимых республиках. Советский инженер Фарбер, оказавшийся в гетто вместе с литовскими евреями, многие из которых уже и не помнили российскую власть, с удивлением отмечал: «Я – советский гражданин, но не знал такого количества советских песен, как виленские евреи. Они знали содержание всех советских кинокартин, имена всех советских киноартистов, все песенки из кинофильмов знали наизусть. Они очень любили песню "Советская винтовка": "Бей, винтовка, метко, ловко". В советское время евреи, жившие в национальных республиках, практически везде (за исключением, может быть, Грузии) были частью русскоязычного населения: говорили между собой по-русски, отдавали детей в русскоязычные сады и школы... Нагляднее всего это можно видеть в Израиле и других странах, куда судьба занесла бывших советских граждан: если где-то есть какое-либо "землячество", то оно будет русскоязычным независимо от того, кого оно объединяет – выходцев из Москвы, Украины или Баку».

Однако перейдём от преданий старины глубокой к делам сегодняшним. А точнее – к положению евреев, оставшихся после распада Союза вне пределов России. На каком языке они общаются, какое воспитание дают своим детям? 

Ответить на первый вопрос достаточно просто – те, кто вырос при советской власти, продолжают жить на русском, используя местный язык почти исключительно в официальной жизни. Сложнее с детьми – насколько я знаю, ни у кого нет статистики, в каких школах учится больше еврейских детей, местных или русскоязычных. Однако существует область, где подобная проверка вполне возможна: еврейские школы, возникшие на территории бывших союзных республик.

Организовать учебный процесс на любом из еврейских языков невозможно – ни ученики, ни родители, ни большинство учителей не знают ни иврита, ни идиш. Соответственно, выбирать приходится между русским и местным языком. 

Какой же выбор делают школы? На сегодняшний день официальные данные мне удалось найти лишь по Прибалтике, благо, еврейских школ там всего четыре: по одной в Литве и Эстонии и две в Латвии. Из них только в вильнюсской школе преподавание ведётся по-литовски. Все остальные прибалтийские школы, как религиозные, так и светские, русскоязычные.

Ситуация в других регионах – на Украине, в Белоруссии, Молдавии, Средней Азии –  мне известна лишь из неофициальных источников – от учителей, учеников или родителей. Однако практически все они единодушно свидетельствуют, что ситуация мало отличается от прибалтийской: там, где есть еврейская школа, она почти всегда русскоязычная. При этом нет разницы между Белоруссией, где русскому языку официально создан режим наибольшего благоприятствования, и, скажем, Украиной, где политика власть имущих несколько иная.

Разумеется, благопопечительному начальству это нравится не везде и не всегда (в своё время преподаватель одной из школ со смехом рассказывал, как им спустили циркуляр перевести на национальный язык не меньше шестидесяти процентов учебного времени и как они отчитались об исполнении, включив в требуемый процент труд, физкультуру, домоводство и всё подобное). Однако ничего сделать, по большому счёту, здесь нельзя. Ибо даже если во главе еврейского образования поставить записных сторонников национального возрождения (вроде Арнольда Марголина, подвизавшегося в правительстве Петлюры), избавиться от русского языка им не удастся. Во-первых, поскольку большинство детей на местном языке учиться не сможет. А во-вторых – потому, что все практически учебно-методические материалы по еврейским предметам есть только на русском языке. Перейдя на местный язык, школа сразу окажется у разбитого корыта – без учебников, рабочих тетрадей, методичек...

Именно это, кстати, произошло с уже упомянутой вильнюсской школой, где всё преподавание идёт на литовском: по словам тамошних учителей, у них нет ровным счётом ничего. Невозможно использовать даже литовский перевод Библии – в отличие от русского синодального, он был слишком приспособлен к местным реалиями, так что, к примеру, четвертая заповедь Декалога «Помни день субботний» была превращена в «Помни день воскресный!»

Так что без русского языка пока не обойтись. Соответственно, приходится «терпеть» и уроки русского языка (дети ведь должны грамотно писать и бегло читать), и какие-то занятия по русской литературе и истории.

Разумеется, ни для кого из тех, кто занимается еврейским образованием в республиках бывшего Союза, все эти вещи не являются приоритетными. Русский язык для многих из них – всего лишь технический инструмент, не более. Однако логика жизни нередко действует независимо от желаний и намерений тех или иных лиц.

Поэтому русскоязычная школа вне пределов России не может не быть одним из факторов сохранения русского языка и русской культуры. Вне зависимости от того, что написано на её вывеске и каков национальный состав её учеников.