Белое безмолвие. Это первое, что приходит на ум, когда смотришь с верхней площадки Саласпилсского мемориала на огромное заснеженное поле, где когда-то стояли лагерные бараки и возвышались вышки для виселиц. Уже много лет тишину здесь охраняют лишь семь гигантских фигур, отлитых из грубого бетона и стоящих прямо на земле. Этот концлагерь называли «белым адом»…

Отметить две даты – 75-ю годовщину снятия блокады Ленинграда и Международный день памяти жертв Холокоста – по призыву Латвийского антинацистского комитета (ЛАК) в Саласпилс приехали живущие в Риге ленинградские блокадники и бывшие малолетние узники фашистских концлагерей. В памятных мероприятиях приняли участие активисты Русского союза Латвии и других общественных организаций. Колонна – около 150 участников с венками и цветами – медленно приблизилась к ассиметричной бетонной стене. На ней сверху надпись на латышском языке – «За этими воротами стонет земля», это строчка из стихотворения бывшего узника Саласпилса.

Люди подходят к гранитным плитам, на которых уже лежат цветы, игрушки, конфеты – в память о замученных в этом лагере детях. Громко звучит метроном, отбивая ритм сердца. Пожилые женщины и седовласые мужчины стоят рядом, плечом к плечу – бывшие блокадники и узники лагерей. Рядом с ними – их уже взрослые дети, друзья и просто неравнодушные люди, соотечественники, кому дороги наша история и наше Отечество. Сопредседатель ЛАК Алексей Шарипов поздравляет блокадников, перечисляя их по именам, с их вторым днём рождения. Днём, когда наконец закончилась смертельная блокада Ленинграда, длившаяся почти 900 дней. Поздравляет и бывших узников фашистских концлагерей, спасённых в 1944 г. от верной гибели солдатами Красной армии.

– Саласпилс – это наше Пискарёвское кладбище, и метроном сегодня здесь звучит в память тех, кто погиб в блокадном Ленинграде, и тех, кто сгорел в огне Холокоста. Низкий им поклон и вечная память! – завершает А. Шарипов свое короткое выступление.

Пока выступают другие участники мероприятия, я замечаю двух женщин, положивших на заснеженную плиту рядом со свечой несколько чёрно-белых фотографий и цветы. Разговорившись, узнаю, что они – двоюродные сёстры, их мамы были узницами Саласпилса. Им повезло – вернулись живыми. Но до конца дней своих каждый год они приезжали сюда, привозили своих детей, потом – внуков…

– А теперь вот мы привозим сюда их фотографии, пусть мамочка хоть так побудет с нами, – говорит старшая из сестер, Ольга Захарьят.

Люди падали в обморок…

Её маме Валентине Дзергач было 18 лет, когда в их дом под Краславой в августе 1943 г. пришли местные полицаи и велели собраться. Посоветовали взять с собой тёплые вещи и побольше еды. Погрузили на подводу всё семейство – мать – учительницу русского языка, отца-лесничего – инвалида Первой мировой войны и троих дочерей – старшую Валю, среднюю Янину 14 лет и младшую Верочку 10 лет.

Куда и зачем их везут, не сказали. Но они догадывались, что причиной мог быть донос соседей, которые рассказали немцам, что старший сын Дзергачей в первые же дни войны ушёл на фронт добровольцем в Красную армию. Хотя многие из местных уходили в легион СС. На вокзале собралось ещё несколько латгальских семей, люди были крайне встревожены. И вдруг к старшей Вале подошёл начальник полиции – молодой латыш, который одно время за ней пытался ухаживать. Он был готов отдать ей паспорт и отпустить на все четыре стороны. Но девушка отказалась, не пожелав бросить семью…

Их везли в товарном вагоне вместе со скотиной, по дороге люди узнали, что поезд идёт в Саласпилсский концлагерь. Латгальцы обрадовались, что не в Германию... Первое, что вновь прибывшие услышали на территории лагеря, были брань и выстрелы. А потом была дезинфекция. Всех собрали вместе – мужчин, женщин, стариков, детей и велели раздеться догола. Облили их из шланга каким-то вонючим раствором, затем всем узникам коротко постригли волосы. Мужчинам-староверам сбривали насильно бороды, некоторые из них падали в обморок…

Валентину как старшую направили работать на кухню. Иногда ей удавалось принести оттуда запрятанные картофельные очистки, в бараке их всегда делили поровну с другими узницами. Если бы об этом узнали надзиратели, девушку, скорее всего, расстреляли бы… Людей кормили супом из кормовой свёклы, иногда давали хлеб из опилок. Есть хотелось мучительно. У маленьких детей в лагере каждый день брали кровь, и это было самое ужасное, о чём даже вспоминать потом было страшно. К счастью, их младшую сестренку удалось спасти от верной гибели. Отец, которого поставили копать ямы, сумел через месяц пребывания в лагере договориться с добрыми людьми, которым он в один прекрасный день перекинул Верочку через забор. Они отвезли её в деревню к дальним родственникам…

Весной 1944 г. в Саласпилсе началась суматоха, надзиратели нервничали, шли разговоры о зачистке в лагере. В один из таких дней, когда их вывезли в город на работу на заводе, сестры и родители решили в лагерь больше не возвращаться. Им удалось спрятаться среди огромных чанов, а поздно вечером семья сумела выбраться из города и укрыться у родных. Перед приходом Красной армии, немцы и лагерные охранники, заметая следы, сожгли все бараки. Тех узников, которых не успели отправить в Германию, почти всех расстреляли…

– Наши мамы в детстве нам почти ничего не рассказывали про те страшные времена, жалели нас, я думаю, – говорит Ольга. – Но я помню, что самым вкусным лакомством для них были не конфеты и пирожные, а чёрный хлеб с маслом и солью… Когда Вайра Вике-Фрейберга заявила однажды, что Саласпилс был исправительно-трудовым лагерем, нам всем это было очень больно слышать. Абсолютная ложь!

Белый ад

Летом 1941 г. немецкое командование приняло решение объединить все лагеря Латвии в одном месте, чтобы было проще управлять всем этим хозяйством. И этим местом был избран Саласпилс. Командир полиции безопасности и СД Латвии Рудольф Ланге со строительством лагеря опоздал. Тем не менее, отрапортовал, что в ближайшие месяцы всё будет готово к приёму заключённых.

Первый эшелон с евреями, депортированными из Берлина, прибыл в Ригу 30 ноября 1941 г. Размещать их было некуда. Поэтому всех прибывших германских заключенных, около тысячи человек, отвезли на самую дальнюю окраину Риги – в Румбулу и расстреляли. Но из этого берлинского состава выбрали несколько десятков наиболее крепких мужчин, которых отправили на строительство Саласпилса.

Их привезли в заснеженное поле, на место бывшего армейского стрельбища. Кругом снег, лютый холод, а у немецких евреев с собой не было ни тёплой одежды, ни обуви, ни горячей похлёбки. Люди умирали каждый день, на их место прибывали новые. Саласпилс этого еврейского периода вошёл в историческую литературу под названием weisse Hoelle («Белый ад»), так как здесь были только снег и смерть…

В Латвии наиболее авторитетным специалистом по истории Холокоста по праву считается старейший латвийский историк, бессменный куратор рижского музея «Евреи в Латвии», бывший узник нацистских концлагерей Маргер Вестерманис, недавно отметивший своё 93-летие. Он – автор нескольких научных монографий, сборников, исследовательских работ, участник международных исторических симпозиумов и научных конференций по теме Холокоста. В своё время учёный был награждён почетным Крестом Германии за заслуги в области истории и культуры. И, как отметил при вручении награды тогдашний немецкий посол в Латвии Экарт Херольд, «за большой вклад в поисках правды, которая необходима как жителям Латвии, так и Германии»… Вот, что он ответил на мой вопрос, что делали с заключенными в Саласпилсе – перевоспитывали, как предпочитают утверждать некоторые латышские деятели, или уничтожали?

– У Гиммлера было чётко расписано, что является гетто, что тюрьмой, а что – концентрационным лагерем, – рассказывает Маргер Вестерманис. – В своём письме, адресованном Рудольфу Ланге, от 11 мая 1943 года, он пишет, цитирую: «В Остланде, в Саласпилсе находится наш лагерь трудового перевоспитания. Этот лагерь практически является концентрационным лагерем…». Уж кто-кто, а Гиммлер знал разницу, да? Дело здесь было в чисто формальном подчинении.

Трудовые лагеря (в том числе и Саласпилс) были подчинены местному начальству Остланда (так были названы оккупированные территории Латвии, Литвы, Эстонии и части Белоруссии).

– Но я не понимаю, зачем вообще весь этот диспут? – с недоумением продолжает бывший узник гетто и концлагерей. – Мы спорим о том, как назвать весь этот ужас, вместо того, чтобы сказать, что в Саласпилсе, как и в остальных нацистских лагерях, совершались страшные преступления против человечности.

Как известно, весной 1943 г. в лагерь начали пригонять женщин и детей из «партизанских сёл» – из Белоруссии, Псковской и Ленинградской областей. Над женщинами всячески издевались, у матерей отнимали детей, в том числе и совсем ещё младенцев. Малышей бросали в бараки под присмотр девочек-подростков. Смертность среди маленьких детей от голода, холода и болезней была ужасающей. Ежедневно заключённые копали могилы для умерших. По данным Чрезвычайной комиссии, после эксгумации останков было установлено, что в организмах умерших в Саласпилсе содержался крысиный яд.

Практически у всех детей младшего возраста брали кровь, это доказано и свидетельскими показаниями, и медицинскими карточками на маленьких узников, находящихся в крайней степени дистрофии, которая возможна только при активном заборе крови. Но в современной Латвии эти факты упорно стараются замолчать.

Вот и Саласпилсский мемориал после реконструкции претерпел существенные изменения в его информационно-музейной части. Из экспозиции практически исчезли все фотографии и документы, рассказывающие об ужасающих фактах издевательств над узниками лагеря, нет ни слова и о массовой гибели детей, у которых выкачивали кровь для немецких солдат. Это всё теперь – «советская пропаганда». Но скрыть правду невозможно. И не только потому, что о Саласпилсе сняты документальные фильмы, изданы книги и сборники с рассказами свидетелей и выживших узников. Но ещё и потому, что среди нас живут их дети и внуки, живы потомки фронтовиков, в которых на генетическом уровне заложена память пережитого нашими предками. И эту память уже не спрячешь и не убьёшь.