300 лет назад, 14 ноября 1717 года, в семье Петра Панкратьевича Сумарокова, дворянина и кавалера, родился мальчик, названный Александром. Судьба его будет нелегка – у него будет много врагов и не меньше поклонников. Современники назовут его гением. Потомки усомнятся в этом. Сам Сумароков до конца своих дней будет уверен, что он лучший российский поэт.

Портрет А. П. Сумарокова кисти Ф. Рокотова, 1777 г. Фото: ru.wikipedia.org

Хоть род Сумароковых был не самым древним и богатым, тем не менее им грех было бы жаловаться. Отец будущего поэта был крестником самого Петра Великого, «на зубок» ребенку император подарил 1000 душ, а потом благосклонно следил за его карьерой – Пётр Сумароков дослужился до полковника, а после отставки по здоровью перешёл в статскую службу. 

Выпускник «Рыцарской академии»

Все три его сына (всего детей у Сумароковых было 9) получили хорошее образование –старших, Василия и Александра, в 1732 году отдали в Сухопутный шляхетский кадетский корпус в Петербурге. Мальчики Сумароковы попали в первый набор воспитанников. 

Граф Миних, шеф кадетов, был образцовым директором: лично входил во все хозяйственные мелочи – распекал недобросовестных служителей, мог устроить настоящий разнос, если замечал, например, что свечи в шандалах вставлены криво и кое-как, а печную трубу сложили небрежно. Учеников своих он приучал к порядку, следил за их внешним видом. 

Корпус недаром называли «Рыцарской академией» – воспитанников учили не только военным наукам, но и танцам, этикету, иностранным языкам. Кадеты Сухопутного шляхетского корпуса были не чужие во дворце, ведь эти юноши должны были стать военной и гражданской русской элитой. 

Экзамены проходили при императрице, кадеты дежурили во дворце, участвовали в парадах. Кроме того, их задействовали как массовку и кордебалет в театральных и балетных представлениях, столь любимых при дворе Анны Иоанновны – и особенно Елизаветы Петровны. Да и сами кадеты с удовольствием разыгрывали сцены из пьес Расина и Мольера, а однажды в святки своими силами осуществили постановку трагедии Корнеля. 

Там, в Рыцарской академии, Александр Сумароков сочинил ряд премилых стихотворений – в подражание французской поэзии и в полном соответствии с «Новым и кратким способом к сложению российских стихов» Василия Тредиаковского. Наверняка, юный Саша Сумароков тогда и представить не мог, что впоследствии станет жестоко издеваться над несчастным Василием Кирилловичем и изрядно испортит ему жизнь. Некоторые его стихотворения были положены на музыку – и пользовались популярностью как среди товарищей, так и при дворе. В 1740 году были напечатаны две оды кадета-пиита, воспевающие императрицу Анну. 

Выдержав выпускные экзамены, Александр, новоиспеченный поручик, был определён адьютантом к вице-канцлеру М. Головкину, практически первому человеку в стране. А когда через год случился дворцовый переворот и на императорский трон воссела решительная «дщерь Петрова», Головкин едва не взошёл на плаху. Смертный приговор был заменён ссылкой – и всесильный вельможа в ноябре отправился в Сибирь. 

Впрочем, молодой адъютант никак не пострадал, наоборот: был повышен в чине и взят в свиту графа А. Г. Разумовского (между прочим  – тайного супруга Елизаветы). Его служба графу Разумовскому предоставляла Сумарокову ряд неограниченных возможностей проявить себя при дворе. Разумеется, он был хорошо знаком государыне, в том числе и как литератор и драматург. 

«Отец российского театра»

Сумароков написал ряд трагедий и комедий и по праву считается «отцом российкого театра». Пушкин, более чем прохладно относившийся к Сумарокову, скажет о нём: «слабое дитя чужих уроков» – и вправду, драматургия Сумарокова слишком уж напоминает произведения французских классицистов. 

Действие его первой трагедии – «Хорев» – происходит в Киеве, но с таким же успехом могло разворачиваться и в Испании, и в Древнем Риме, и в условно-фантастическом государстве. И всё же это была русская трагедия – написанная на родном языке, разыгранная русскими актёрами. 

Кстати, вторая трагедия Сумарокова – «Гамлет» – изрядно отличалась от оригинальной пьесы Шекспира. Достаточно сказать, что в финале Гамлет вовсе не умирает на руках Горацио, а побеждает всех своих неприятелей и женится на Офелии. Учёные до сих пор спорят, знал ли Сумароков английский или перекладывал свою трагедию с французского перевода. При Екатерине «Гамлета» аккуратно отодвинули в тень: слишком много было нежелательных аллюзий на недавние политические события – а вот цесаревичу Павлу Петровичу пьеса Сумарокова очень нравилась: русского принца, оттеснённого от престола, чей отец умер слишком скоропостижно и при странных обстоятельствах, в Европе называли «русским Гамлетом». 

Впрочем, не только трагедии и комедии дарил России Сумароков.  Он писал множество од – по самым разным случаям, сочинял песни, сонеты, басни,  эпиграммы и притчи. Его язык был лёгок, изящен и мелодичен. Пушкин,  всегда отдававший безусловное предпочтение Ломоносову, извечному сопернику и оппоненту Сумарокова, всё же признавал, что  «Сумароков прекрасно знал русский язык (лучше, нежели Ломоносов)». Любовная лирика Сумарокова – то юмористическая, то идиллическая, то почти трагичная – служила школой чувств для целого поколения русских юношей и девушек.

Песни, сонеты и т. д.  у Сумарокова могли быть и от лица мужчины, и от лица женщины. Один из сонетов Сумарокова написан от лица незамужней женщины, сделавшей аборт – и оплакивающей своего нерождённого ребенка. 

Такая психологическая точность и смелость при выборе темы произведения была редкостью не то что в XVIII, но и в ХIХ веке. 

В 1746 году Сумароков ещё более укрепил своё и без того блестящее положение удачным браком: он женился на камер-юнгфрау великой княгини Екатерины Алексеевны, жены наследника престола Петра. Иоганна Христина Балк (по некоторым сведениям – Баллиор) родила Сумарокову двух дочерей – Прасковью (в честь матери поэта) и Екатерину. 

Слава и известность Сумарокова росли, карьера делалась фактически сама собой, а в 1756 году 39-летний поэт был назначен ни много ни мало – директором «Русского для представления трагедий и комедий театра». 

Родилась идея профессионального русского театра в Петербурге так. Ученики Сухопутного шляхетского корпуса решили поставить собственными силами пьесу своего прославленного собрата – Сумарокова, Северного Расина, как его называли.  В корпусе к тому времени обучались, по специальному  распоряжению, молодые ярославские актёры из труппы Фёдора Волкова. Провинциальным энтузиастам, привезённым в Петербург, не хватало образования и лоска, потому их и отправили в корпус «для необходимого театральным артистам обучения словесности, иностранным языкам и гимнастике». 

Несмотря на напряжённый график занятий и вечерние спектакли, молодые актёры умудрились выкроить время на «школьную самодеятельность». 

Кадетами заинтересовалась Елизавета – и «Хорива» сыграли при дворе, причём кадету Нарыкову, игравшему Оснельду, главную героиню трагедии, императрица сама помогала готовиться к роли, пожаловала для представления платье из личного гардероба.

Успех постановки привёл к тому, что актёрам был отдан дом рядом с Корпусом для обустройства там театра, из казны выделили некоторую сумму на его содержание, а директором назначили А. П. Сумарокова. Естественно, ему же  полагалось обеспечивать театр репертуаром. 

Он руководил театром по 1761 год, и труд этот оказался каторжным. На Васильевский остров публика добиралась нечасто – даже если и желала, поскольку переправа существовала далеко не всегда. А жители острова не слишком интересовались театром и не имели лишних денег на билет. Кроме того, средств, выделяемых на постановки, категорически не хватало. В этом смысле французская и итальянская труппы, работавшие в Петербурге, были в несравнимо более выигрышном положении, а русский театр должен был довольствоваться крохами. 

Сумарокову как директору театра приходилось решать тысячи разных насущных вопросов: выбивать денег из администрации, нанимать музыкантов, договариваться с рекламой, улаживать ссоры и внезапные театральные катастрофы – и ещё как-то писать пьесы. Его письма к покровителю и меценату гр. И. Шувалову полны отчаянных жалоб на постоянное безденежье, кроме того Сумароков, чей дурной характер и болезненное самолюбие были известны всему Петербургу, постоянно ссорился со своим непосредственным начальством, завидовал конкурентам, интриговал, обижался и злился. 

На самом деле, он был из рук вон плохим хозяйственником – жаловался, что и свои-то дела не в силах вести, а тут ещё целый театр! Директору полагалось собирать деньги за представление – и раздавать их актёрам, но разве может дворянин заниматься такой унизительной ерундой? Да и денег этих – кот наплакал, публика капризна, расходы возрастают, несколько раз приходилось отменять спектакли, потому что не смогли сшить театральные костюмы. 

Истеричный и желчный Сумароков не нравился ни коллективу театра, ни начальству, ни сколько-нибудь близкой театру публике: нельзя было предугадать, какой стих найдёт на господина директора – встретит объятьями или обругает в сердцах.  В июне 1761 года Сумароков получил отставку с сохранением жалования – и, кажется, ко взаимной радости.

При этом театр – вовсе не единственный проект, Сумарокова. В 1759 году он затеял выпускать журнал «Трудолюбивые пчелы». Это был практически первый частный журнал – с художественными произведениями, статьями и обзорами. Но продержался он не более года – и принёс своему издателю лишь новые финансовые бреши и душевные терзания.

Поэт с сомнительной репутацией

Неуживчивость, язвительность Сумарокова заставили его насмерть разругаться с Ломоносовым: Сумароков желал войти в Академию и полагал, что его талант и заслуги перед отечеством – вполне достаточная для этого причина. Ломоносов с этим не соглашался. Кроме того, Сумароков был должен Академии весьма круглую сумму за печать своих произведений в её типографии. Долг свой Сумароков отдавать не хотел – и не собирался. Сумароков обвинял Ломоносова во всех смертных грехах, всем рассказывал, как безбожно грабит его Академия, подстрекаемая Ломоносовым. (К слову сказать – этих денег Академия так и не увидела, а Екатерина II простила Сумарокову старый  долг – и впредь велела печатать труды Сумарокова бесплатно). 

Вражду к себе Сумароков объяснял просто: «Оный Ломоносов, может быть, принял дерзновение делать таковые на меня нападения оттого, что он часто от пьянства сходит с ума». Трезвенником и смиренником Михаил Васильевич и вправду не был, но свидетели вспоминали, что зачинщиком в перепалках в основном выступал сам господин Сумароков со своими «бешеными выходками» (без уточнений). В сущности, нервы у него были не в порядке давно: Сумарокова звали мигуном за дергающийся глаз. Отец его в свое время ушёл в отставку именно по причине нервного заболевания и «гипохондрии». 

Очевидно, в битве за первенство на российском Парнасе все средства казались Сумарокову хороши. Ни одной ошибки, ни одного промаха не спускал он Ломоносову – саркастически осмеивал «академического мужика», поносил в статьях и в эпиграммах (за что, собственно, и не мог простить Сумарокова Пушкин). Тредиаковского, чьим стихам сам же подражал в отрочестве, Сумароков уничтожил, сделав посмешищем в глазах двора, выведя его в паре злых и пристрастных комедий и доведя дело до того, что старый поэт рта не мог открыть, чтобы не вызвать насмешек. Известен случай, когда у Тредиаковского наотрез отказывались брать статью в журнал – а когда по просьбе Василия Кирилловича ту же самую статью принёс как свою его коллега,  тот же редактор прочёл и расхвалил текст. 

Сумароков и вправду мог быть очень неприятным – и вполне можно поверить Ломоносову, сказавшему о своём лютом враге: «Зла ему не желаю. Мстить за обиды и не думаю. И только у господа прошу, чтоб мне с ним не знаться». Как всё это сочеталось с глубоким лиризмом и прекрасными, проникновенными стихами – бог весть.

Среди трёх наиболее славных поэтов XVIII века – Тредиаковского, Ломоносова и Сумарокова – лишь Александр Петрович принадлежал к дворянскому роду, хотя Ломоносов в конце жизни получил дворянство и даже был помещиком. 

Неудивительно, что именно для Сумарокова было важным отстаивание приоритета дворянства, его ведущей роли. Осознание собственного благородства, избранности, высокого положения – как члена старинного рода, как офицера, как славного российского поэта и драматурга, которого знают и ценят в Европе, о котором благосклонно откликнулся сам Вольтер, подхлёстывало Сумарокова, заставляло искать подтверждение собственной значимости в глазах общественности. 

А реальность была неутешительной. Денег вечно не хватало – несмотря на солидное жалование и подарки от Разумовского. Всё куда-то уходило сквозь пальцы. Сумароков делал долги – их надо было платить, платить было нечем. Он стремился давать благие поучения и советы – в них не было особой нужды. Даже терпеливой Екатерине II, расположенной к Северному Расину, постепенно опостылели поучения, а ещё больше – непрекращающийся поток ябед, жалоб и дерзостей. Выведенная из терпения, она посоветовала поэту не ввязываться в разного рода разбирательства, а сохранять «спокойствие духа для сочинения».

Репутация Сумарокова в обществе постепенно стала более чем сомнительной. C ним по возможности старались не иметь дел. Его жена, Иоганна Христина, разъехалась с ним, не в силах терпеть его вздорного нрава – и двоеженства: Сумароков в открытую завёл отношения с 15-летней девочкой Верой, своей крепостной, дочерью собственного кучера.

Ещё худший скандал  разгорелся после смерти отца в 1766 году. Сумароков рассорился с роднёй, затеял настоящую войну с мужем сестры, оскорбил мать – он рассчитывал на существенно большую долю в наследстве. Его непочтительное поведение по отношению к старушке-матери вызвало гнев в Петербурге, пришлось официально извиняться перед родительницей. 

Разумеется, проповеди и нравоучения человека, о делах которого было известно всем, стоили очень недорого. Он переехал в Москву из холодного Петербурга – Екатерина выделила ему очень внушительную сумму на переезд, устроила его семейные дела, но Сумароков и тут не успокоился. Сразу же по водворении своём в Москву он страшно поссорился с московским главнокомандующим Салтыковым. 

Екатерина, которой уже до смерти надоели потоки жалоб от вечно обиженного Сумарокова, решительно приняла на сей раз сторону старого вельможи. Стал широко известен её комментарий: «Сумароков без ума есть и будет», ответ императрицы Сумарокову ходил по рукам. 

Родственники язвили, друзей практически не осталось, близких людей – тоже, зато кредиторы буквально осаждали со всех сторон. Дела поэта расстроились вконец – он начал пить. Современники вспоминали, как постаревший и опустившийся Александр Петрович с важным видом переходил улицу, направляясь в питейное заведение – в домашнем нечистом шлафроке и с муаровой орденской лентой через плечо. 

1 мая 1777 г. скончалась его супруга – Вера. По его же собственным словам, Сумароков «плакал беспрерывно двенадцать недель», но при этом уже 20 мая в консисторию была подана бумага, в которой дворянин и действительный статский советник Александр Сумароков испрашивал позволения… вступить в брак с племянницей своей жены – крепостной Екатериной.

Тут уже не выдержала мать поэта. Вдова действительного тайного советника и кавалера Петра Панкратьева Сумарокова Прасковья Иванова подала прошение, в котором писала следующее: «Уведомилась я, что сумасшедший и пьяной сын мой, овдовевший сего мая 1-го дня, вздумал паки жениться на рабе своей девке Катерине, а как ему от роду 60-й год, к тому ж имеет от первого брака двух дочерей, а от другого – до венца рожденных дочь и сына малолетных. Он же по беспрестанному его пьянству довёл себя до такого состояния, что и ходить не может и совсем в безумстве». Мать, беспокоясь не столько о сыне, на которого давно махнула рукой, сколько о внучках, просила  «о запрещении сего брака, который в пагубу оному сыну моему, в посрамление и огорчение мне и всей нашей фамилии, во всеконечное же разорение бедным его дочерям, от первого брака рожденным». 

Впрочем, прошение осталось без ответа, «поелику оной господин женился уже». В новом браке Сумароков прожил всего 4 месяца – и преставился. По легенде, денег на похороны не было совершенно – и погребение Александра Петровича Сумарокова состоялось на счет московских актёров, не забывших Северного Расина. Так это или нет – уже легенды.