Валентин Шорин. О войне – ни слова
Анна Мильман07.05.2015
Я много раз собиралась взять интервью у нашего соседа, а человеком он был интереснейшим. Хотела, чтобы он рассказал о своей жизни и о войне, о встречах с Жуковым, Хрущёвым и Мерилин Монро. Но он жил настолько близко, что казалось – потом, завтра, на следующей неделе, ещё успею…
Особенный сосед
Наши семьи жили в этом доме с 1957 года. Дом назывался «сталинским», хотя и был построен уже после смерти вождя народов. Самым необычным и колоритным из наших соседей был Валентин Алексеевич Шорин – избранный, в советские времена он очень часто бывал за границей и прекрасно говорил по-английски. Для него такое положение дел было естественным как для человека, который много лет проработал в посольстве России в США. Мы знали, что наш сосед – особенный, ведь работать за границей в те времена было почти равнозначно полёту в космос. Приезжая из командировок, он обязательно заходил к нам и дарил супермодные американские жвачки и надувные шары.
Мне всегда казалось, что голова нашего соседа парит где-то под потолком – он и правда был очень высокого роста. Каждый раз он рассказывал нам какие-то забавные истории из американской жизни, потом уезжал с дипмиссией, вновь возвращался с новыми рассказами и подарками.
С тех пор прошло много лет, из ребенка я превратилась во взрослого человека. Валентин Алексеевич состарился, но совершенно не изменился. Потом он потерял ногу, но упорно ходил с неудобным протезом. Несколько лет назад потерял другую и оказался в инвалидном кресле. И только тогда мы узнали, что причиной проблемы с ногами была война. Наш сосед никогда не рассказывал нам о войне. Только каждое 9 мая он выезжал во двор с орденами и скромно принимал поздравления, но по-прежнему ничего не рассказывал, кроме того, что воевал в артиллерийском батальоне. «Я выжил, потому что я ни на секунду не допускал мысли, что я умру», – говорил он. А вообще, рассказывать о войне он не любил, даже принципиально не говорил. Вместо военных у него было множество других воспоминаний – например, о том, как он встречался с Фиделем Кастро, Мерилин Монро, Жуковым, Хрущёвым, Эйзенхауэром…
Вскоре после победы в Великой Отечественной войне Валентин Алексеевич пошёл учиться в МГИМО. С 1950 года он уже работал в МИДе, а в1958-м занял должность секретаря посольства СССР в США. Находясь на этом посту он, в частности, принимал активное участие в подготовке документов к историческому визиту Хрущёва, а во время самого визита встречал Эйзенхауэра и Никсона с сопровождающими.
В 91 год Валентин Алексеевич сохранял абсолютно здравый рассудок, острый ум и потрясающую память, несмотря на инвалидность и все невзгоды, которые ему пришлось пережить. Умер он, не дожив всего несколько месяцев до Дня Победы. Никто не мог в это поверить, всем казалось, что слишком неожиданно...
Фронтовая юность
На фронт Валентин Шорин попал добровольцем – только что окончив школу, он ещё не проходил по возрасту, но всё же добился своего. В составе 26 Гвардейской стрелковой дивизии он прошёл боевой путь от Волоколамска до Ржева. Дважды был тяжело ранен, в итоге получил инвалидность I группы.
«Продолжал я воевать во снах и с немцами. Бил по ним из своей пушки, стрелял из противотанкового ружья, колол штыком, строчил из автомата, бросал в неприятельскую гущу гранаты. Довоёвывал то, чего не пришлось сделать раньше. Словно помогал своим товарищам, оставленным на поле брани», – пишет Валентин Шорин о том, как лежал с ранениями в госпитале и видел сны на страницах книги А. С. Терещенко «Снег против тайфуна».
Одно из самых ярких воспоминаний относится к началу войны, когда пушка, к которой был приставлен молодой боец, закатилась в окопы. Шёл жестокий бой. Когда командир батальона уже хотел дать приказ об отступлении, на горизонте появился разгневанный генерал и заставил дать команду к наступлению: «Вперёд! Расстреляю! Я кому сказал – вперёд!» Шорин растерялся и попросил неизвестного полководца отдать приказ помочь вытащить пушку, на что тот досадливо отмахнулся и уехал. И тут молодой боец узнал генерала – это был Георгий Жуков.
После войны Валентин Алексеевич, уже будучи дипломатом, организовывал приезд Жукова к его соратнику, министру обороны Польши генералу Рокоссовскому. Во время застолья Шорин напомнил этот эпизод великому главнокомандующему. Жуков закивал, рассмеявшись: «Да если бы я не шуганул вашего командира, то погибли бы в этой яме все!»
Я много раз собиралась взять интервью у нашего соседа. Про войну, про мирную жизнь, про встречу с Мэрлин Монро... Но он жил настолько близко, что казалось – потом, завтра, на следующей неделе… Так и прошли все эти годы в намерениях, так и не состоялось наше интервью.
«Совершить ошибку и не исправить её – это и называется совершить ошибку», – сказал Конфуций. Я решила хотя бы частично исправить свою непоправимую ошибку и попросила рассказать об отце Елену Шорину, переводчика и преподавателя английского языка. Вместо интервью получилась цепочка воспоминаний:
Папа был человеком очень скрупулёзным, невероятно работоспособным и активным. Он чередовал оперативную работу в дипкорпусе с работой в Министерстве иностранных дел в отделе публикации дипломатических документов. Это были тома нашей дипломатии. Все подлинники, всё, что хранилось в столичных архивах – папа с этим работал много лет. Поэтому я ещё с раннего детства знала, например, про «Пакт Молотова и Риббентропа», не совсем понимая, кем были эти политические деятели, конечно…
Он был ярым антисталинистом. Как умный, анализирующий человек, который был и непосредственным свидетелем боевых действий, и к тому же обрабатывал реальные документы, он понимал, в чём заключалась политика Сталина. Кстати, даже в своих воспоминаниях он неоднократно подчёркивает: когда солдаты рвутся в бой, никто не кричит «За Сталина!».
Он не любил рассказывать про войну, и очень краткие воспоминания, которые дочь всё же заставила его написать, скорее похожи на краткую сводку событий. Но иногда в молчании содержится больше информации, чем в длинных повестях. Всей своей жизнью Валентин Шорин продемонстрировал, что значит иметь огромную силу воли. Перешагнув потрясения войны, тяжёлые ранения, вернуться к активной мирной жизни. Пожалуй, это самый лучший урок, который могли бы вынести современные люди из этой не совсем военной истории.