Пионерами звука в СССР были необычные люди. Они жили в трудную пред- и постреволюционную эпоху... и умели творить чудеса. Действуя, вдохновляясь титаническими изменениями, а порой и вопреки им. 

Период 1910–1930-х был самым плодотворным временем в истории развития необычных звуковых технологий в России, о которых сегодня мы не знаем практически ничего. Но которые, как оказалось, составили едва ли не главный тренд в музыкальной культуре XX века. Вы можете представить себе современную музыку без синтезатора? Без электрогитары? Между тем, все эти технологии создавались тогда — русскими инженерами и музыкантами.

Среди необычных экспериментов были шумовые оркестры, графический, орнаментальный и бумажный звук, синтоны и вычислительные методы синтеза звука. Обо всём этом рассказывают скрупулезно подобранные экспонаты — музыкальные дорожки, неожиданные иллюстрации рисованных партитур будущего звука.

Выставку организовал директор легендарного Термен-центра Андрей Смирнов, ныне научный сотрудник и преподаватель Центра электроакустической музыки Московской государственной консерватории и Школы Родченко. Основой экспозиции стал исследовательский проект Смирнова «Поколение Z», который был посвящён поколению художников, музыкантов и изобретателей, создавших уникальные вещи на грани технологии и искусства в России начала ХХ века.

Спустившись в подвал Цеха красного на «Винзаводе», первым делом мы узнаём, что пионерами музыкальных технологий были вовсе не академически образованные композиторы, а представители смежных профессий — художники, актёры, кинорежиссёры и поэты. Музыкант Лев Термен изучил физику и математику, физик и математик Павел Лейберг интересовался теорией музыки, художник Борис Янковский осваивал азы акустики и создавал новые техники синтеза и трансформации звука.

Однако у этих суперпродвинутых мультипрофессионалов было очень мало времени: быстрый рост цензуры, сворачивание авангардных для того времени исследований и репрессии привели к почти полному прекращению экспериментаторства уже к концу 1930-х.

Хорошим примером является самое известное изобретение, которое, выйдя из области эксперимента, уже давно заняло исключительное место среди современных инструментов, — терменвокс. На выставке представлен один из таких терменвоксов, собранных Львом Сергеевичем в магаданском лагере, в туполевском конструкторском бюро ЦКБ-29. Кстати, непосредственным ассистентом Термена в знаменитой шарашке был Сергей Королёв, впоследствии знаменитый конструктор космической техники.

Параллельно с продолжением работы над акустическими приборами заключённые изобретатели разработали прообразы современных крылатых ракет, а также уникальную подслушивающую систему «Буран», за которую Термен впоследствии был награждён Сталинской премией. Торжественного награждения не состоялось, ведь врагу народа полагалось ещё несколько лет отсидеть по ложному обвинению. Чем сюрреалистичнее была действительность, тем невероятнее были изобретения...

Кроме нескольких видов терменвоксов, на выставке представлены и другие изобретения гения — менее известные гармониум, ритмикон, фактически являющийся первой ритм-машиной, и терпситон. Последний представляет собой небольшую деревянную платформу, на которой нужно не только двигаться, но и подпрыгивать.

Танцуя на терпситоне, можно достичь совершенно необычных звуковых эффектов. Посетители выставки получают явное удовольствие от управления терпситоном, ведь интерактивное устройство позволяет двигающемуся стать частью музыкальной инсталляции. При помощи современных компьютерных программ терпситон и терменвокс стали в своём роде идеальными средствами для создания интерактивного искусства. Стоит ли упоминать, что терменвокс, ставший первым электронным музыкальным инструментом в истории, был изобретён в революционной Москве в 1919 году?

Все экспериментаторы, даже предлагавшие на первый взгляд абсолютно безумные идеи, могли рассчитывать на поддержку молодой советской власти.

В 1921 году в Москве был основан Государственный институт музыкальной науки (ГИМН). Под своей крышей он объединил деятелей, которые занимались акустикой, музыковедением, этномузыкологией, психологией и физиологией, а также созданием новых музыкальных инструментов.

Звук — это волна, имеющая определённую форму. Несколько ведущих специалистов ГИМНа придумали, что если звук может оставить визуальный отпечаток, то почему бы не переставить эти вещи местами и не нарисовать звук самим? И вот это уже прямая дорога к созданию синтезатора. Прототипов синтезатора, исполнявших такие искусственно созданные музыкальные дорожки, в Советском Союзе было создано несколько. Среди них вариофон Евгения Шолпо — инструмент допускал произвольное изменение высоты тона, возможности получения глиссандо, вибрато, оттенков, изменения силы звука, построения многоголосных аккордов. С помощью вариофона было озвучено значительное число кинофильмов и создано большое количество искусственных фонограмм, среди которых «Сюита Карбюрация» Г. Римского-Корсакова (1933), «Вальс» Н. Тимофеева (композитор фильма «Энтузиазм» Д. Вертова), «Полёт валькирий» Р. Вагнера, 6-я рапсодия Ф. Листа и другие.

Немного менее известен «Экводин» Андрея Володина, который, к сожалению, не вошёл в состав экспозиции по причине отсутствия кондиционера в помещении. «Так же как и все уникальные советские инженерные разработки в области электронной музыки, „Экводин“ был похоронен в болоте советской экономики 1960-х», — с сожалением отметил Андрей Смирнов.

Так ушёл в небытие и уникальный пресетный синтезатор, в котором было запрограммировано более шестисот звуков и который получил золотую медаль на международной выставке в Брюсселе «Экспо-58». 

Более счастливая участь ждала изобретение 1931 года — систему механической записи звука на 35-миллиметровую иглу «Шоринофон». Её создатель Александр Шорин был удостоен Сталинской премии первой степени. На «Шоринофон» записывались и сигналы ракет Р-05, и звуковые дорожки первых в СССР озвученных фильмов — «Путёвка в жизнь» и «Весёлые ребята».

Под крышей ГИМН творил авангардист Арсений Авраамов — о нём стоит сказать особо, тем более что на выставке ему и его идеям посвящён целый зал. Самое известное его детище — это «Симфония гудков», исполненная в начале двадцатых дважды — сначала в Баку, а затем в Москве. 

Представьте себе грандиозное действо, включающее весь город: моторы гидропланов, гудки заводов, фабрик, кораблей и паровозов и две артиллерийские батареи, чтобы исполнять партию ударных. Дирижёр же — сам Авраамов — стоял на специальной вышке и руководил концертом с помощью цветных флагов и пистолетных выстрелов. Центральная звуковая машина, которую автор назвал «Магистраль», состояла из пятидесяти паровозных свистков, управляемых группой музыкантов по «текстонотам».

А исполнялись, само собой, революционные песни — «Интернационал» и «Марсельеза». 

Впрочем, это ведь был эксперимент, и не всё шло гладко, и уж тем более не всем это могло понравиться. «Отрыв от интонационного материала, накопленного передовой музыкальной культурой, предвзятый отказ от выработанных историей средств музыкальной выразительности, игнорирование музыкальных инструментов традиционного типа — все эти нововведения не позволили Авраамову достичь желаемой цели — выразить революционные чаяния и переживания народных масс», — писала одна из советских газет о его выступлении в Москве 7 ноября 1923 года.

Эксперимент увлекал. Примирения быть не могло. Какой диалог, например, мог бы состояться между музыкантом-традиционалистом и Авраамовым, который считал Баха «величайшим преступником перед лицом истории, затормозившим на два века логическую эволюцию звукосозерцания, искалечившим слух миллионам людей». В 1920-х годах он даже подал Луначарскому на рассмотрение проект о сожжении всех роялей как символов презираемой им двенадцатиступенной темперации. Естественно, предложение поддержано не было, и Авраамов изобрёл собственную микрохроматическую систему, поместив в октаву 48 микротонов.

Однако Авраамова безусловно поддерживали многие коллеги по цеху. В их числе Георгий Римский-Корсаков, внук великого композитора. Внук автора «Псковитянки» и «Золотого петушка» участвовал в создании вариофона и к тому же был причислен к широко известной в узких кругах элите композиторов — изобретателей микротоновых систем.

Небольшое, но заметное место на выставке уделено и западным изобретателям. Андрей Смирнов, составляя экспозицию, провёл очень деликатную параллель между Россией и Западом. Конечно, выставка такого масштаба не могла обойтись без легендарного синтезатора «Мугтониум», или, как его называют, Moog. Его создатели Боб Муг и Макс Бранд построили первый модульный синтезатор в конце 1960-х. По времени этот синтезатор серьёзно отрывается от большинства экспонатов выставки, но идейно с ними непосредственно связан.

Мостиком между прототипами синтезаторов и более поздними западными образцами послужил считающийся первым в мире многоголосным музыкальным синтезатором легендарный АНС Евгения Мурзина. На нём, в частности, создавалась тема «Соляриса» для фильма Андрея Тарковского и экспериментировали многие советские композиторы-авангардисты: Эдисон Денисов, Альфред Шнитке, София Губайдулина и другие. Хотя патент на АНС (в расшифровке — имя композитора Александра Николаевича Скрябина) Мурзин получил лишь в 1959 году, а широко использовать инструмент начали ближе к концу 1960-х, первый его вариант он сделал ещё в конце 1930-х годов.

Век спустя на месте Московского комбината виноградных и десертных вин, в зале с футуристическими бронтозаврами эпохи синтезаторов, люди рассматривают визуальные партитуры-паттерны и слушают в наушниках музыку, с которой ранее никогда не сталкивались и которую, возможно, никогда больше не услышат. Идея светомузыки, которой когда-то бредил Скрябин, претворилась в нескольких оригинальных попытках создать уникальные звукосинтезирующие инструменты. «Музыка жива мыслью», — когда-то сказал Александр Николаевич. Осталось пожелать всем тем, кто с ним солидарен, поторопиться попасть на «Пионеров звука». Ведь она именно об этом.

Выставка открыта до 1 февраля.