Россия и Венгрия: 800 лет сближения и конфликтов

В редакцию «Русского мира» была прислана заметка венгерского историка-русиста, профессора Университета им. Лоранда Этвеша и директора Русского центра в Будапеште Дюлы Свака. Профессор Свак, также возглавляющий Венгерско-российское общество культуры и дружбы, прокомментировал нынешнее состояние венгерско-российских отношений и, в частности, недавнее выступление российского посла Александра Толкача, в котором тот выразил озабоченность по поводу пересмотра истории XX века и культа Хорти в Венгрии. Предлагаем вниманию наших читателей статью венгерского историка.

21-22 мая 2012 года в будапештском Университете им. Лоранда Этвеша при содействии Русского центра прошла Международная научная конференция «Историк и мир, мир историка в России и Центрально-Восточной Европе».  На торжественной церемонии открытия с приветственным словом выступил российский посол А.А. Толкач, который в своей речи подчеркнул: «Зачастую близкие к правому политическому лагерю историки, прикрываясь тезисом исторической объективности, фактически становятся на позиции оправдания участия Венгрии в агрессии против СССР, заученно повторяя при этом аргументацию хортистской пропаганды… Последним примером этой пропагандистской кампании стало недавнее открытие памятника М. Хорти в н.п. Керeки на западе Венгрии». Его выступление привлекло внимание к венгерско-российским отношениям. Имеет смысл рассмотреть эти отношения в более широком историческом контексте, это позволит более точно истолковать суть и значение высказывания российского посла.

Историю отношений между двумя странами отнюдь нельзя назвать летописью успехов. Исторические обиды были нанесены прежде всего нам, достаточно вспомнить капитуляцию у Вилагоша в 1849-м или русские танки 1956 года. Между прочим, многие склонны записать на счёт советских войск и донскую катастрофу 1943 года, гибель более ста тысяч венгерских гонведов (солдат венгерской армии. – Прим. ред.), однако нам не следует игнорировать и вопрос «кто на кого напал?». Тем более что этот поход ни капли не походил на «привычную» феодальную захватническую акцию нашего отнюдь не блаженной памяти короля Андраша II (король Венгрии из династии Арпадов, правил с 1205 по 1235  год. – Прим. ред.) против Галича. Правда, в обоих случаях венгры выступали как завоеватели.

Король Матьяш (Матьяш Корвин, король Венгрии в 1458-1490 гг. – Прим. ред.) предпочитал мирные отношения, поскольку он намеревался расширять границы своего государства за счёт владений Ягеллонов. Так великий князь Иван III из «врага моего врага» превратился в друга. Время Петра I также относится к числу светлых страниц в истории отношений между нашими странами. Следующий согревающий сердце эпизод из нашей общей истории – роман между Александрой Павловной и эрцгерцогом Иосифом. Он начался как обычный династический брак, превратился в пылкую любовь и окончился скоропостижной смертью русской великой княгини.

Если окинуть взглядом всю историю венгерско-российских отношений XIX века, то можно видеть, что она сложилась вовсе не столь идиллически, как начиналась. В эпоху дуализма венгров одновременно беспокоили и вести, приходившие о «нигилистах», и сообщения о царском самодержавии, но настоящую «фобию» вызвал страх перед панславизмом. В результате этого во время Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. венгерское общественное мнение почти истерично выступило на стороне «бедных» турок, легко позабыв о полутора веках, проведённых венграми «под турецким игом». Этот случай повторился во время Русско-японской войны 1904-1905 гг.

Логичным продолжением этой истории стала Первая мировая война, принявшая неожиданный со многих точек зрения оборот. Во-первых, массы венгерских военнопленных попали в Сибирь и оказались на стороне большевиков. То же самое случилось и с недолго просуществовавшей Венгерской Советской республикой. Встретившийся с Лениным Тибор Самуэли и его одетые в кожаные куртки «мальчики-ленинцы» заложили основы того образа советской власти, который укоренился в эпоху Хорти. Яростный антикоммунизм стал официальной идеологией режима, а советское государство превратилась в главного врага общества. Конечно, идеологический, пропагандистский фанатизм всегда может быть перечёркнут реальными интересами. Венгерская элита, медленно приходившая в себя после мирового экономического кризиса, в конце концов вынуждена была пойти в 1934 году на установление дипломатических отношений в надежде на внешнеторговые выгоды.

Совершенно абсурдная глава в истории венгерско-советских отношений началась после подписания пакта Молотова-Риббентропа, а особенно – после завершения советско-финской войны. В это время советское руководство забросило реваншистскому венгерскому правительству ещё более заманчивую приманку: имевшую магнетическую силу обещание территориальной ревизии. Советская сторона поддержала возвращение Венгрии Северной Трансильвании, более того, 24 марта 1941 года в торжественной обстановке были возвращены революционные венгерские знамена 1848 года. СССР принял участие в Будапештской международной ярмарке, советский павильон посетили массы людей, в том числе 2 мая – его высокопревосходительство Миклош Хорти.

Менее чем через два месяца после этого Венгрия объявила СССР войну, тем самым венгерский правящий класс совершил одно из крупнейших преступлений в своей истории: авантюристический поступок, повлёкший за собой гибель почти 8% венгерского населения, не имеет никаких оправданий.

За этим последовало «освобождение» Венгрии. После смены режима венгерские историки, необычайно находчивые в этом отношении, придумали столько синонимов к слову «освобождение», что постепенно под сомнение была поставлена даже историческая ответственность хортистского режима за войну и все её последствия. Вместо этого даже в дискурсе историков часто доминирует тема насильственных действий Красной армии против венгерского населения, о которой, конечно, есть что писать, но лишь на полях повествования о событии всемирно-исторического масштаба – о победе над нацистской Германией и её сателлитами. (И, конечно, нельзя не писать и о преступлениях, совершённых венгерской армией на территории СССР, однако в этом отношении венгерские историки проявляют сильную застенчивость.)

Режим сталинского типа, скопированный в Венгрии Ракоши, интенсифицировал венгерско-советские отношения в невиданных ранее масштабах. Это принесло и положительные результаты – прежде всего, в области контактов между людьми и культурами двух стран, – но насильственное применение в Венгрии диктаторской модели, мягко говоря, не углубило «исторической дружбы между двумя народами». В этом отношении трагедия 1956 года стала логичным завершением этого периода.

Таким образом, у Кадара были основания опасаться Советского Союза, поэтому он до самого конца сохранял и заставил свою страну сохранять официальную лояльность и сознание идеологической общности с СССР. В обмен на это ему постепенно удалось – в постоянном присутствии советских войск – отвоевать своеобразную автономию, которая обеспечила венгерскому населению относительное благоденствие и большую свободу по сравнению с жителями других «социалистических» стран. В целом в рамках СЭВ Венгрия скорее получила выгоды, нежели понесла ущерб, и венгры на свой прагматический лад «вознаградили» за это не только Кадара, но и Советский Союз. Правда, над Брежневым постоянно смеялись (имели возможность смеяться), зато вокруг Гагарина сложился настоящий культ, не говоря уж о тройке нападающих Петров – Михайлов – Харламов.

Ельцин публично принёс извинения венгерскому народу. В то время и не было конфликтов между двумя странами, вот только по мере ухода советских войск из Венгрии венгерские консервы и автобусы тоже стали «уходить» (вытесняться) с российского рынка.

Таким образом, хорошие отношения сложились «на пустом месте», в вакууме, и сохранялись до начала 2000-х годов. Тогда, в начале 2000-х, венгерская сторона предприняла серьёзную попытку заменить «ничто» на «нечто». Отзывчивым партнёром в этом проявила себя и российская сторона, но в конце концов атлантистское лобби оказалось слишком влиятельным. Конечно, в действительности наше место в двухсторонних контактах определялось и до сих определяется геополитической незначимостью Венгрии.

Большие возможности (но и опасности) в деле избавления от исторического «балласта» в двусторонних отношениях кроются в символической политике, политике жестов. Это особенно справедливо в случае России, которая уже долгое время борется с кризисом идентичности. Хорошо видно, что в пёстрой кавалькаде идей и парадигм общепринятым наименьшим общим знаменателем для россиян является Великая Отечественная война. Вследствие этого они особенно чувствительно воспринимают любые попытки приуменьшить или поставить под сомнение значение 27-миллионных потерь, понесённых СССР во Второй мировой войне.

Складывающийся ныне в Венгрии культ Хорти во внешнеполитическом отношении является именно такой попыткой. Не следует удивляться тому, что российский посол, «по должности» лояльный к сформированному партией Фидес правительству, не обошёл (не мог обойти) этого молчанием.

Дюла Свак,
председатель Венгерско-российского общества культуры и дружбы