После 11 сентября 2001 г. во многих СМИ стали появляться статьи, озаглавленные «Когда начнётся третья мировая?» или «Какой будет третья мировая война?». В известном смысле они стали свидетельством неготовности политиков, военных, сотрудников спецслужб найти адекватные ответы на «вызовы времени». По большому счёту осмысливать ситуацию пришлось в «авральном порядке». Между тем характер современных «войн нового типа» (которые именуют по-разному: малыми, иррегулярными, партизанскими, ассиметричными и даже сетевыми) ещё в 60-70 гг. прошлого века подробно описал русский военный теоретик Евгений Месснер.

Можно даже говорить о феномене Месснера: ведь «войны будущего» он описал, не имея ни должной теоретической базы, ни полноценного фактического материала. Конечно, о малых или партизанских войнах писали и до Евгения Эдуардовича. Одним их первых к этой теме обратился Карл фон Клаузевиц, который в своём классическом труде «О войне» отмечал, что «народная война (имеется в виду партизанская война в России в 1812 г. – ред.) в общем должна рассматриваться как прорыв, произведённый в наше время стихией войны в ограждавших её искусственных дамбах, как дальнейшее расширение и усиление того общего процесса брожения, который мы зовём войной».

После Клаузевица на протяжении более чем ста лет к теме партизанских войн практически никто не обращался, не исключая и тех, кто по праву считал себя учениками и последователями великого немца. Это не удивительно: иррегулярная, народная война считалась в те времена «неправильной», а значит, и недостойной внимания и изучения. Писать о ней стали намного позже. Так, после Второй мировой войны появилось довольно много описаний боевых действий партизанских формирований в разных странах, главным образом в СССР и Югославии, и, соответственно, карательных частей стран «оси». А затем появились и теоретические исследования иррегулярных войн. В частности, работа немецкого генерала фон дер Хейдте «Der Moderne Kleinkrieg als wehrpolitisches und militarisches Phanomen» (1972) давно уже стала «классикой жанра». В наши дни к теме малых войн обратились аналитики крупнейших исследовательских центров. Таких, как американская «РЭНД Корпорейшн». Как говорится, жизнь заставила.

Что касается самого Евгения Эдуардовича Месснера, то к нему как нельзя лучше подходит афоризм «нет пророка в своём Отечестве». Его работы – «Лик современной войны» (1957), «Мятеж – имя третьей всемирной» (1960), «Всемирная мятежевойна» (1971) – долгое время оставались неизвестными отечественному читателю.

Впрочем, всё это не удивительно, если принять в расчёт жизненный путь самого Евгения Эдуардовича. Родился он в 1891 году. Закончил экстерном Михайловское артиллерийское училище, а затем – ускоренный курс Академии Генерального штаба. Участвовал в Первой мировой войне. Участвовал в Белом движении. Был последним начальником штаба Корниловской ударной дивизии. В 1920 г. эвакуировался из Крыма вместе с остатками армии Врангеля.

Эмигрировав из России, Месснер проживал в Югославии, преподавал на Высших военных научных курсах, организованных генералом Н. Н. Головиным. В 1930-е гг. симпатизировал гитлеровцам, в годы Второй мировой войны поддерживал Германию, однако не стал вступать в Русский корпус в Югославии, сражавшийся, как известно, на стороне немцев. В последующие годы Е. Месснер по-прежнему с большим уважением относился к германским военным, высоко оценивал организацию, стратегию и тактику германского вермахта. И, наоборот, весьма скептически отзывался о западных армиях. Возможно, тут сказывались предубеждения самого Месснера, который так и не смог «простить» западникам их фактический отказ поддержать Белую армию в ходе Гражданской войны, а затем и выдачу в СССР англичанами и американцами русских, сражавшихся на стороне Германии. Разумеется, до конца своих дней Евгений Эдуардович оставался непримиримым противником советской власти, последовательным сторонником принципа «пусть хоть с чёртом, но против большевиков».

Несмотря на «реакционные» политические взгляды и известные предрассудки, Евгений Месснер был блестящим, непредвзятым аналитиком. В Аргентине, куда он эмигрировал в 1945 году, Евгений Эдуардович вместе со своими бывшими соратниками-белогвардейцами создаёт Южноамериканский отдел лондонского Института по изучению проблем войны и мира, много публикуется в специализированных (западных и эмигрантских) периодических изданиях.

Изучив опыт Второй мировой войны, а также малых войн ХХ века (главным образом вьетнамской), Евгений Месснер пришёл к выводу, что эпоха «классических войн по Клаузевицу» завершается, а вместо неё возникает новый, не известный ранее феномен – иррегулярная война. Или же, если использовать терминологию самого Месснера, «мятежевойна», в которой традиционная массовая армия, а вслед за ней и государство оказываются в положении могучего и одновременно бессильного гиганта, неспособного противостоять болезненным «укусам» различного рода повстанческих и партизанских  формирований, а также террористических групп. 

«В двух всемирных войнах и во многих местных родилась и развивалась Всемирная революция, войны сплелись с мятежами, мятежи – с войнами, создалась новая форма вооружённых конфликтов, которую назовём мятежевойной, в которой воителями являются не только войска и не столько войска, сколько народные движения. (...Такую смесь, путаницу идеологий, безыдейной злобы, принципиального протеста и беспринципного буйства нельзя было не назвать мятежом. Этот термин я и стал применять в писаниях после Второй всемирной войны. Она умолкла в 1945 году, но мятеж не умолкал. Он ширился, развивался и приобретал такую силу, напряжённость и повсюдуприменяемость, что я увидал в нём новую форму войны», – отмечал Е. Н. Месснер в своей работе «Мятеж – имя третьей мировой».

В такой войне на первый план выходит не только и не столько боеготовность вооруженных сил, но психология как самих войск, так и всего населения воюющей страны. «В классических войнах психология была дополнением к оружию. В революционных войнах к психологии войска присоединяется психология народных движений. В мятежевойне психология мятежных масс отодвигает на второй план оружие войска и его психологию и становится решающим фактором победы или поражения. Война издревле удары оружием по телу врага подкрепляла ударами по его психике… Однако психологический эффект достигался не только применением идейной и материальной внезапности в тактике и стратегии, но и средствами вспомогательными, прилагавшимися не столько к войску врага, сколько ко вражескому народу: золото, «прелестные письма» и устрашение пытались внести разложение во враждебное государство. Теперь эти вспомогательные средства стали главными. <...> В прежних войнах важным почиталось завоевание территории. Впредь важнейшим будет почитаться завоевание душ во враждующем государстве».

Иными словами, на первый план в современной иррегулярной войне выходит «человеческий фактор». Соответственно, основная цель «мятежевойны» – подрыв морального состояния вражеского населения: «задача психологического воевания заключается во внесении паники в душу врага и в сохранении духа своего войска и народа». А для этого, как говорится, все средства хороши: уничтожение элиты и наиболее социально активной части населения противника, захват объектов наибольшей материальной и психологической ценности, психологическое воздействие на союзников и т. д. В принципе, во всем этом нет ничего принципиально нового. О психологических аспектах войны писали многие военные теоретики, включая неоднократно упоминавшегося К. Клаузевица. А основные постулаты психологической войны были сформулированы еще древнекитайским полководцем Сунь-Цзы в знаменитом трактате «Искусство войны» и с тех пор не претерпели принципиальных изменений. Однако Е. Месснер смог «адаптировать» известные ранее положения к реалиям второй половины ХХ столетия.

Работы Месснера, напомним, были написаны в 1960-е – начале 70-х гг. прошлого века, когда эпоха малых войн только начиналась, а международный терроризм ещё «не поднял головы». Однако Месснер смог предсказать разгул терроризма и неготовность государственных структур противостоять ему должным образом.

Неспособность регулярных вооруженных сил и государства в целом найти адекватный ответ на новые угрозы можно объяснить, согласно Месснеру, «незаметностью» иррегулярных войн. В классической войне все было «просто»: есть фронт, разделяющий воюющие стороны, и есть тыл. Соответственно, есть воюющие армии, разделённые линией фронта, и невоюющее население, во многих случаях слабо или вообще никак не затронутое боевыми действиями. Однако уже во Второй мировой войне «линия фронта, разделяющая врагов, была расплывчатой там, где партизаны в тылах той или иной стороны стирали её. В будущей войне воевать будут не на линии, а на всей поверхности территорий обоих противников, потому что позади оружного фронта возникнут фронты политический, социальный, экономический; воевать будут не на двумерной поверхности, как встарь, не в трехмерном пространстве, как было с момента нарождения военной авиации, а в четырёхмерном, где психика воюющих народов является четвертым измерением».

Более того, во многих случаях трудно «заметить» войну как таковую, иными словами, осознать сам факт участия своей страны в боевых действиях именно в малой, иррегулярной войне. Так было, например, в ходе Первой чеченской войны, которая именовалась более чем расплывчатым термином «наведение конституционного порядка», а российское общество, равно как и большая часть политической элиты этой войны не хотели и потому восприняли Хасавюртовские соглашения (якобы её окончание) если не с радостью, то с облегчением. И лишь потом поняли, что война только начинается.

Из-за «незаметности» иррегулярной войны только одна из сторон в ней имеет чётко определённые цели и стратегическое руководство. У другой же ничего подобного нет, и она противопоставляет вражеской стратегии войны свою «стратегию мира, несмотря на войну». Тем самым нарушается один из базовых принципов стратегии: упреждать, а по возможности и вовсе сорвать действия противника собственным превентивным ударом. Таковы причины неудачи многих государств в малых иррегулярных войнах. Не только нашей страны в Афганской или Первой чеченской, но и США во Вьетнамской и т. д.

Вообще, как писал Е. Месснер в одной из своих статей, «умение командовать означает умение предвидеть». И то, что российское руководство наконец признало, что страна находится в состоянии войны с террором, безусловно, отрадный факт. Конечно, «борьба с международным терроризмом» в отдельных случаях не более чем предлог для укрепления позиций отдельных государств в регионах, объявленных зонами их жизненно важных интересов. В то же время термином «международный терроризм» нередко обозначают, в частности в публицистике, иррегулярные войны как таковые. Поэтому вполне можно утверждать, что военное строительство в России, её система безопасности в целом всё больше ориентируются на участие – и победу – в «мятежевойне».