Три дня в начале февраля – с восьмого по десятое – для нас навсегда связаны с дуэлью и смертью А. С. Пушкина. Начиная с широко отмечавшегося в 1937 году столетия со смерти поэта, традиционными стали своего рода всенародные литературные поминки… То есть день рождения Пушкина (6 июня) также является памятной датой, в телевизоре поминутно мелькает портрет ангелоподобного «маленького большого поэта», звучат неизбежные упоминания о няне Арине Родионовне и т.д. Но основная часть юбилейных мероприятий традиционно оказывается приуроченной именно к дуэли и кончине Пушкина. Связано ли это с тем общественным резонансом, который вызвала его гибель среди современников (здесь, конечно, нельзя не вспомнить хрестоматийную «Смерть поэта» М. Ю. Лермонтова), или же все банальнее - день рождения Пушкина приходится на летние каникулы, а вот смерть – как раз на начало четверти в школах и семестра в вузах? Вопрос, естественно, риторический.

Вообще, смерть поэта вызывает массу вопросов. Кто рассылал по Петербургу письма, в которых Пушкина называли «кавалером и историографом Ордена Рогоносцев»? Кто постоянно стравливал Пушкина и Жоржа Дантеса? Что связывало Дантеса с Н. Н. Гончаровой? Что на самом деле связывало Дантеса и его приемного отца, барона Геккерна? Каков был интерес самого Геккерна во всей этой истории? Можно попытаться ответить на все эти вопросы, но нужно ли?.. Представляется более чем оправданным подход М. А. Булгакова, в пьесе которого «Александр Пушкин» самого поэта, как действующего лица, нет в принципе. Вернее, он появляется один раз мельком, в глубине сцены. Объясняя столь странное построение пьесы, Булгаков писал – «Пушкин на голову выше всех этих карликов, ему рядом с ними не место». Зато в пьесе нашлось место и великосветским интриганкам, и агентам третьего отделения, и иностранным шпионам. А вот режиссеру Н. Бондарчук не хватило такта не впутывать Пушкина в возню окололитературных «карликов», в итоге образ поэта в фильме «Пушкин. Последняя дуэль» оказался дезавуирован. Именно в этом главный прокол фильма, упреки в адрес исполнителя главной роли С. Безрукова нам представляются надуманными. При всей его растиражированности, в роли Пушкина Безруков вполне органичен.

Еще сложнее обстоит дело с дуэлью и гибелью Пушкина, если попытаться посмотреть на них с точки зрения исторической перспективы, попытаться извлечь из истории смерти поэта выводы социо-культурного свойства. Если Пушкин - «солнце нашей поэзии» (по определению В. Жуковского) и вообще «наше все» (по определению А. Григорьева), то и кончина его для нас имеет особое значение. Лучше всего это сформулировал в известном четверостишье Николай Рубцов:

Словно зеркало русской стихии,
Отстояв назначенье свое,
Отразил он всю душу России!
И погиб, отражая ее...

Стихотворение примечательно не совершенством формы («погиб, отражая душу России» - оборот речи довольно спорный), а именно идейным посылом. Пушкин – зеркало русской стихии, и каждый читавший Пушкина человек, каждый гражданин Русского мира, видит в этом зеркале что-то свое. Соответственно, и гибель Пушкина каждый трактует по-своему. В советские годы смерть поэта преподносилась как результат правительственных интриг (Бенкендорф послал жандармов остановить дуэль на Черную речку, не уточнив, на какую именно) и, одновременно с этим, как вызов Пушкина «Николаю Палкину», т.е государю Николаю Павловичу. Умалчивалось, соответственно, о покаянном письме Николая умирающему поэту и ответной записке Пушкина – «был бы жив, был бы весь ваш». В последние годы среди православной общественности муссируются слухи о том, что незадолго до смерти Пушкин посетил Серафима Саровского, якобы об этом свидетельствуют пушкинские рисунки. То есть перед лицом смерти поэт обратился не просто к православной вере, а к наиболее почвенническому ее проявлению. А «Гаврилиада» - это ошибки молодости. Но и либертарианцы считают Пушкина «своим», отталкиваясь не столько от творчества поэта, которое во всех смыслах многогранно, сколько от его образа жизни. В общем, «у каждого свой Пушкин». И даже в смерти он существует как осколки разбитого зеркала (продолжая рубцовскую метафору), каждый из которых отражает что-то свое: один – борьбу с самодержавным произволом; другой – православие, самодержавие, народность; третий – происки мировой закулисы (чтобы не сказать «жидо-масонов»); четвертый – месть «злобного ревнивого карлика» (по определению Идалии Полетики, троюродной сестры Н. Гончаровой) более удачливому сопернику.

Особняком стоит И. С. Тургенев, в своей речи в честь открытия памятника А. С. Пушкину в Москве заявивший: «Гибель Пушкина – случайность, тем более трагичная, что она именно случайна». Вот, казалось бы, идеальная платформа для единого, консолидированного мнения о смерти Пушкина. Однако как раз это мнение вызывает самое единодушное отторжение как профессиональных пушкинистов, так и многочисленных поклонников творчества поэта. Любая, пусть даже откровенно абсурдная теория более предпочтительна, чем «простая случайность». Случайность нельзя поместить на знамена, сделать символом веры. А желание видеть в качестве символа веры Пушкина у наших соотечественников чрезвычайно сильно. В этом смысле Пушкин и сейчас живее всех живых.