18 ноября 1917 года Поместный собор Православной Российской церкви избрал патриархом митрополита Тихона (Беллавина). Восстановление патриаршества можно отсчитывать именно с этой даты. Все такие даты, разумеется – условны. Можно, например, вспомнить, что постановление о восстановлении патриаршества было принято 11 октября 1917 г., а церемония интронизации была проведена 3 декабря 1917 года в Успенском соборе Московского Кремля.

События подобного масштаба бывает сложно привязать к конкретному дню календаря. Девяносто лет, прошедшие с тех пор, лишь повод поговорить о возможном их значении для российской истории. Можно вспомнить, что избрание Тихона на патриарший престол произошло на основе жребия. Такой порядок был определен собором для случаев, когда ни один из предполагаемых кандидатов не набирает в первом туре голосования большинства голосов. Тогда в последующих турах голосования определялся список из трех предполагаемых кандидатов, судьбу которых должен был решить жребий.

Имя Тихона вынул из специального ковчежца в Успенском соборе слепой схииеромонах Зосимовской пустыни Алексий. Отчасти в этом сыграла роль традиция - в Московском государстве патриархи избирались именно на основе жребия, причем довольно сложного и проводившегося в несколько этапов. Возможно, делегаты Собора желали также избежать лишних споров и раздоров, которых в смутные дни 1917 года можно было ожидать по любому вопросу – тем более по столь важному как избрание предстоятеля церкви.

Так или иначе, избрание это состоялось не без участия случая. В нем не было сознательной и ответственной воли участников церковного собора. Если бы рука схииеромонаха вынула из ковчежца одно из двух других имен, возможно, история церкви сложилось бы иначе. Больше всего голосов при определении кандидатов для жребия получил архиепископ Антоний (Храповицкий), еще до революции получивший известность как яркий церковный писатель. Впоследствии он связал свою судьбу с белым движением и эмиграцией и стал первым главой Высшего церковного управления за границей.

Нельзя считать случайным и хронологическое совпадение избрания патриарха и перехода власти в России к большевистскому правительству. Более того, видится большим вопросом, могло ли состояться возвращение к институту патриаршества вне логики тех событий, которые привели на вершину светской власти большевиков. Поместный собор российской церкви, который в настоящее время (и не без основания) видится антитезой большевистскому перевороту, стал таковым опять же по воле случая.

Изначально движение за проведение церковного собора, возникшее еще в начале XX века, было связано с требованием освободить церковь из-под бюрократической опеки царских властей. Оно находилось в русле общедемократических тенденций. Государственная власть российской империи относилось к таким инициативам с большим подозрением. Обер-прокурор Синода Константин Победоносцев, ставший символом охранительного начала российской власти, как только мог, предостерегал Николая от проведения собора.

Инициатива скорейшего созыва Поместного собора была выдвинута Синодом вскоре после Февральской революции 1917 года. Тем Синодом, первым послереволюционным мероприятием которого стал вынос из зала заседаний царского кресла и изгнание из своего состава всех заподозренных в сочувствии монархии. Царское кресло вместе отнесли в помещение архива назначенный Временным правительством обер-прокурор В.Н. Львов и митрополит Киевский Владимир (одна из первых жертв большевистской власти, убит в 1918 году красноармейцами возле Киево-печерской лавры).

Затем члены царской фамилии были исключены из поминаний на службах. Собор виделся важным этапом на пути к «торжеству свободы» и освобождению церкви от «рабства» царской опеки. Кстати, слова об освобождении от двухсотлетнего рабства, в котором пребывала православная церковь со времен Петра, произнес на первом торжественном заседании Синода после установления временного правительства архиепископ Арсений - будущий кандидат на патриарший престол, чье имя лежало в ковчежце в Успенском соборе (он умер в 1936 году в Ташкенте, в ссылке).

По идее, делегатами собора, который составляли не только духовные лица, но и миряне, должны были стать вполне либерально настроенные деятели, которые установили бы порядок функционирования церкви в новой демократической России, грезившейся всем весной 1917 года. Первоначально мысль о восстановления патриаршества встречала сочувствие у меньшинства делегатов собора, главным образом, среди делегатов-монахов - сторонников восстановления древнего церковного благочиния. Многим эта идея эта казалась архаичной и зовущей во «вчерашний день».

Но фон, на котором проходили первые заседания собора – нарастающая атмосфера хаоса и крушения всех основ государственной власти – заставил думать о том, чтобы принять ответственное решение о судьбе церкви, соответствующее грозному духу времени. Именно тогда идея учреждения патриаршества, то есть избрания человека, стоящего на вершине церковной иерархии и несущего ответственность за управление всей церковной организацией, показалась важной и необходимой.

Впрочем, и тогда на соборе можно было услышать выступления против восстановления патриаршества с аргументами вроде: «Нам нужно уравняться с народами Европы... Не будем возвращать деспотизм, не повторим XVII века, а XX век говорит о полноте соборности, чтобы народ не уступил своих прав какой-то главе» (цитата из выступления делегата В. Г. Рубцова). Однако по мере продолжения собора благоглупости об уравнениях с народами Европы отходили на второй план – необходимо было думать о спасении церкви и определении четкого механизма ее работы в наступавших чрезвычайных обстоятельствах. Таким решением стало учреждение поста патриарха и избрание на патриарший престол митрополита Тихона.

В хаосе безвластия остро стоял вопрос: кто сумеет принять четкое решение, взять на себя ответственность и этим сохранить то, что еще возможно? Так случилось, что поздней осенью 1917 года такими силами оказались Православная церковь во главе с патриархом и большевистская власть – враги, обреченные на сосуществование в новой России. И хотя это сосуществование – особенно в первые годы Советской власти, было полно ужасных злодеяний, расстрелов священнослужителей, гонений на веру, тем не менее, никто всерьез не думал об упразднении самого института Церкви.

Могло ли все сложиться иначе? Этого нельзя исключать. Стоит вспомнить, что после выхода декрета об отделении церкви от государства все религиозные объединения были лишены статуса юридического лица. Разрешалось объединение верующих для совершения религиозных обрядов и сбор ими средств на приобретение необходимых предметов культа. Все объекты церковной утвари описывались, утверждались на балансе местных советов и передавались в «бесплатное пользование» тем, «в чьем фактическом обладании находятся храмы».

Как бы все выглядело, если бы собор в 1917 году принял решение о коллективном управлении церковью, либо погряз в спорах, разделился на фракции и в итоге кончился ничем? Смогла бы церковь сохраниться и выжить или нет - ответа на этот вопрос мы не знаем. Здесь мы вступаем в область тайн и предположений - таких же, как в вопросе о том, случайность или Чья-то воля водила рукою схимника Алексия в Успенском соборе 90 лет назад.