Известно, что Пётр I был буквально одержим выходом в море – и его можно понять. Мысля категориями планетарными, царь-реформатор желал распространить влияние России так же, как Англия, Голландия, Испания, – а это невозможно было сделать без флота, без морских путей. Пешком или на лошадях трудно было бы развернуть большую торговлю. 

Россия и так слишком долго была отрезана от большой политики, прогресса, экономических связей. Только море могло помочь стране выйти из изоляции. Но на Балтийское море рассчитывать было довольно сложно: шведы побеждены, но не покорены. Прорваться к Азовскому и Чёрному морю не удалось. Оставалось осваивать то, что имелось под рукой, – осваивать и узнавать. 

Сложилась парадоксальная ситуация: царь не мог ясно и твёрдо представить свои владения. Огромный кусок империи оставался terra incognita: карт не было, удовлетворительных описаний – тоже. 

Казаки, разведывавшие новые территории, сражавшиеся с юкагирами и чукчами за ясак, рубившие остроги и постепенно осваивавшие Сибирь, далеко не всегда могли составить точную карту местности, внятно описать, где и как протекает та или иная река, каковы очертания того или иного берега. Это были люди военные, отважные – но не искушенные в топографии. Кроме того – сухопутные, а не морские. Продвигаться по суше или по рекам им было неизмеримо проще, чем ориентироваться в открытом море. 

Поморы, прирожденные мореходы, были гораздо более сведущи в морском деле. А. С. Савельев, профессор Казанского университета, писал: «Большая часть этих смельчаков имеют хорошие практические сведения о мореходстве; компас никогда не покидает их; употребление карт многим из них известно как нельзя лучше; наконец, и сами они составляют их наглядкой и пишут журналы, в которые вносят описания посещённых ими мест, замечая, хорошо или нет становище, при каком ветре удобнее войти в него, какой в нём прилив, каковы берега, грунт, глубина и пр. Многие из этих карт служили немалым пособием для офицеров, занимавшихся съёмкою берегов Ледовитого океана и Новой Земли». 

Увы, отчёты порой терялись, важнейшие документы пылились в архивах. Известно, что Семён Дежнёв еще в 1648 году прошёл по проливу, соединяющему Азию и Америку, но эти сведения так и остались под спудом и были оценены по достоинству лишь в XIX веке. Пролив же этот был назван именем Беринга, открывшего его повторно спустя 80 лет.

Множество достойных людей, составивших славу России, по рождению не были русскими. Но их талант, трудолюбие, верность долгу и отвага принадлежали России. 

Витус Ионассен Беринг, датский морской офицер, в 1703 году вернулся в Амстердам после трудного похода в Индию. В Амстердаме 23-летнего Беринга встретил адмирал Крюйс, который вербовал грамотных специалистов для работы в России. Так Беринг оказался в Санкт-Петербурге. 

Отличное знание морского дела, педантичность и преданность своей профессии выделяли его – и Беринг довольно быстро шёл вверх по карьерной лестнице. Но после исправной 20-летней службы вдруг подал в отставку. Почему-то ему упорно не присваивали звания капитана первого ранга, давно заслуженного. Очевидно, честный Беринг перешёл кому-то дорогу. Его карьера могла бы на этом завершиться, но судьба решила по-другому. 

В декабре 1724 года Петр всерьёз озаботился путем на Восток. Если бы можно было отыскать морской путь между Чукоткой и Аляской, выйти в открытые просторы – то вполне возможно было бы доплыть до Китая, Японии – а там и до Индии. Пусть долго, пусть сложно, но желанный выход в большой мир был бы открыт – и без всяких войн – нужно лишь послать экспедицию. 

По воле покойного императора на Камчатке были построены корабли – и в 1728 году Беринг и его люди вышли в Первую Камчатскую экспедицию. Она закончилась весьма удовлетворительно. Открыли ряд островов, Беринг доложил, что Азия и Америка не соединяются, были уточнены прежние (нанесено более 200 географических объектов) и составлены новые карты. Кстати, великий мореплаватель Джеймс Кук, в то время – главный авторитет в навигации и мореплавании, впоследствии оценил их крайне высоко как весьма точные и предложил назвать пролив между Чукоткой и Аляской именем Беринга. 

Но сам Беринг не видел берегов Америки – и не прошёл проливом, получившим впоследствии его имя, по причине сложных погодных условий. Комиссия сочла, что Витус не вполне удовлетворительно выполнил инструкции, данные ему покойным Петром, не обследовав американский берег и не пройдя по проливу. Было решено организовать новую экспедицию, чтобы досконально исследовать северо-восточные берега Америки и картографировать практически всю Сибирь и Камчатку, не упуская, по возможности, ничего. 

Императрица Анна Иоанновна подписала проект (и финансирование), руководителем назначался командор Витус Беринг. Командор с головой ушёл в подготовку проекта. Он опять отправился в Охотск, следил за строительством двух больших кораблей – «Святой Пётр» и «Святой Павел», добывал припасы, сражался с местными властями, всячески саботировавшими «столичные глупости», – и наконец, спустя 4 года, осенью 1740 г. корабли вышли в сторону Камчатки. 

Память об этих кораблях увековечена в названии города Петропавловск-Камчатск. Город вырос из селения в Петропавловской бухте, там, где остановились на зимовку оба корабля. Берингу исполнилось 60 лет. Эта экспедиция стала для него последней. Корабль «Святой Пётр», которым управлял командор, осенними штормами был выброшен на остров, 8 декабря 1741 года Беринг умер от цинги и депрессии. 

Весной оставшиеся в живых люди из его команды (30 человек из 75) сумели построить судёнышко из обломков красавца «Петра» и добраться до Авачинской губы. Остров, где погиб командор, носит теперь имя Беринга, а весь архипелаг называется Командорские острова. Также в честь Беринга названо море Беринга, пролив, ледник на Аляске, мыс, Камчатский государственный университет. В 1970 году был снят художественный фильм «Баллада о Беринге и его друзьях».

Когда Витус Беринг уведомлял о своём проекте подробно исследовать Камчатку, Америку, указывал на возможность и желаемость торговли с жителями Америки, а также замечал, что эти земли могут быть богаты железной рудой, соляными промыслами и подходят для освоения, он, скорее всего, и представить не мог, чем кончится дело. 

Ряд членов Академии горячо взялись за идею Второго Камчатского похода. Масштабы готовящейся экспедиции соответствовали масштабам задачи. Планировалось выйти несколькими отрядами с тем, чтобы каждый из отрядов описывал определённый кусок земли от Печоры до Чукотки, не упуская ничего: этнография, ботаника, фауна и геология должны были быть отражены в отчетах. Кроме того, надлежало доплыть до Японии и Америки. По сути, каждый отряд представлял собой отдельную экспедицию. 

Часть отрядов выдвигались морем, два – шли по суше. Для нужд экспедиции под Якутском был построен специальный железный завод. Денег не жалели. В результате отрядов отправилось 7, под общим руководством Беринга, при этом каждый имел свою чётко поставленную задачу,  своё начальство. Для каждого из отрядов строили новый корабль, возглавляли отряды военные моряки, офицеры. К Великой Северной экспедиции были привлечены лучшие из лучших – цвет Морской академии, выпускавшей не только моряков, но и геодезистов. 

Многолетняя эта экспедиция была делом очень опасным. Непредвиденные обстоятельства, жуткие погодные условия, сложные для судоходства северные моря, постоянный риск цинги, голода, нехватки пресной воды – и вдобавок запредельные температуры. Тем не менее исследователи выполнили свою работу. Сведения, добытые в невероятно сложных условиях, долгое время были единственным достоверным источником информации об описанных регионах. 

Нам сейчас трудно представить себе, какими сложностями сопровождался этот героический бросок в неведомое. Перед Обско-Енисейским отрядом, которым руководил Дмитрий Овцын, стояла задача пройти водным путем и нанести на карту побережье Северного океана от устья Оби до устья Енисея. 

Сделать это было практически невозможно: дубель-шлюпка «Тобол» была слишком мала, чтобы нести достаточное количество продовольствия, – и груз везли на дощаниках следом за «Тоболом». Караван существенно тормозил продвижение, требовал непрестанной заботы, альтернатива же – голод и цинга. И всего несколько месяцев в году, когда корабль может пытаться пройти по намеченному маршруту: все остальное время льды угрожают раздавить «Тобол».

Дважды отряд Овцына пытался выполнить порученное, но всякий раз приходилось возвращаться практически ни с чем. Истощение, болезни, депрессия от постоянных неудач (и соответственно – низкий боевой дух команды) – всё привело к тому, что Овцын положил вернуться не на зимовку, а в Тобольск – и кардинальным образом всё переделать. 

Военные моряки – люди решительные. Овцын отправился в Петербург с отчётом, а заодно  на основании своего опыта объяснил, как именно нужно реорганизовать экспедицию. Во-первых, нужен новый корабль, более крепкий и пригодный к плаванью в сверхсложных условиях. Во-вторых – команда из людей, которых Овцын подберёт на месте. Кроме того, нужно полностью изменить схему обеспечения провиантом, для чего учесть контакты с местным населением (а значит, в смету необходимо заложить подарки и меновой товар), а также укомплектовать сухопутную группу исследователей чумами, санями и оленями. Лошадь – не то животное, которое способно выжить в таких условиях. 

Академики прислушались к словам Овцына (экспедиции было придано первостепенное значение) – и выполнили его требования. Все сорвалось не по вине лейтенанта – просто новый корабль не построили в срок, пришлось выходить на старом – и, разумеется, опять неудача. 

Экспедиция поднялась практически до Туруханска, и Овцын уже готовился обогнуть Таймыр с востока, но тут молодой командир был вызван с отчётом в Петербург. На свежеотстроенном боте «Обь-Почтальон» остались старшими офицеры Ф. А. Минин и Д. В. Стерлегов, Овцын, зная, что не успеет вернуться ко времени отплытия,  подробно проинструктировал Минина о дальнейшем ходе экспедиции, предупредив его, в том числе, о  недопустимости какой-либо дискриминации местного населения. 

В Тобольске Овцына внезапно арестовали по доносу, обвинили в заговоре, пытали и после суда разжаловали в матросы – на корабль к Берингу. Он оставался со своим командором до самой его смерти, зимовал в землянке, крытой брезентом, строил корабль из обломков «Святого Петра» под руководством казака Саввы Стародубцева. Только после восшествия на престол Елизаветы Овцын получил полную амнистию (ему вернули чин лейтенанта) и продолжил служение России. Вышел в отставку в чине капитана 2 ранга, хотя многие его сверстники, сделавшие для государства неизмеримо меньше, состояли в существенно больших чинах. Дмитрий Овцын скончался в неполных 50 лет от болезни. В его честь назван западный пролив между о. Сибирякова и материком.

Среди участников экспедиции, как ни трудно в это поверить, была женщина. Против всех писаных и неписаных правил – мол, женщина на корабле – к беде, а посторонним тут и вовсе не место – на дубель-шлюпке «Якутск» находилась Татьяна Фёдоровна Прончищева, урождённая Кондырева, молодая жена капитана, Василия Васильевича Прончищева. 

20 мая 1733 года они сыграли свадьбу, а уже через три дня отправились в Великую Северную экспедицию. Разумеется, ни в каких документах Прончищева не была зафиксирована, оставаясь как бы «невидимкой». 

И Прончищевы, и Кондыревы принадлежали к старинным дворянским родам. Начальство характеризовало Василия как «лучшего штурмана Кронштадта», но очевидно, что и Татьяна была женщиной великого характера, если смогла добиться невозможного и попасть на корабль вслед за своим мужем. 

Супруга командора Беринга, почтенная Анна Матвеевна, тоже отправилась с мужем в Омск, но после того, как «Святой Пётр» отдал швартовы, уехала к детям, в Петербург. Татьяна же осталась на «Якутске». На том же корабле вторым командиром и штурманом были однокашники Василия  – Харитон Лаптев и Семен Челюскин – все трое сдружились еще в Навигацкой школе. 

«Якутск» должен был исследовать и нанести на карту полуостров Таймыр, а заодно посмотреть, можно ли пройти от Лены морем на запад до Енисея. Лейтенант Прончищев, как и все остальные, не обманывались насчет своей миссии. Было известно, что и ранее предпринимались попытки обойти морем Таймырский полуостров со стороны Енисея, но ни одна не увенчалась успехом: смельчаки или гибли, или отступали, не желая навеки остаться во льдах. И тем не менее экспедиция Прончищева успешно исследовала дельту Лены и – впервые! – остались зимовать в тех широтах. 

Весна была поздней, море очистилось ото льдов лишь к августу. Они вышли в море и достигли самой северной точки, куда поднимались суда Экспедиции, –  77° 29' с. ш. Вокруг собирались льды – хотя дело происходило в августе. Штурман Челюскин записал в своём журнале: «В начале сего 9 часа штиль, небо облачно и мрачно, мороз великий и появилась шуга на море, от которой мы в великой опасности, что ежели постоит так тихо одне сутки, то боимся тут и замёрзнуть. В глухие льды зашли, что по обе стороны, також и впереди нас великие стоячие гладкие льды. Шли на гребле вёсел. Однако Боже милостив дай Бог нам способного ветру, то оную шугу разнесло». 

Прончищев отдал приказ вернуться к месту прежней зимовки. 29 августа он решил отправиться на разведку – и сломал ногу. Вернувшись на судно, он потерял сознание – и внезапно скончался. Причиной смерти лейтенанта Прончищева считали цингу, но в 1999 году после эксгумации могилы стало ясно, что смерть наступила вследствие осложнений перелома. 

Командование принял штурман Челюскин. Когда они дошли до места зимовки и похоронили своего друга и капитана, Челюскин отправился на санях с докладом, Лаптев возглавил команду, а «Якутск» встал на зимовку. Татьяна Прончищева пережила мужа на 14 дней. Считается, что она умерла от пневмонии. На этот счет нет никаких сведений, всё, что мы имеем, это скупую запись Челюскина: «В начале сего 4 часа с полуночи бывшего командира дубель-шлюпки "Якуцка" Прончищева волею Божией жена его умре». Даже имя отважной путешественницы долгое время было неизвестно. Но могила супругов сохранилась, деревянный крест над ней был восстановлен. 

На карте экспедицией Вилькицкого в 1913 году был отмечен мыс Прончищевой (м. Прончищевой) – и из-за оплошности картографов это самое «м» расшифровали, как возможную первую букву имени – предположительно, Мария. Лишь работа с документами позволила уточнить настоящее имя первой русской полярницы. В 1999 году экспедиция Д. Шпаро уточнила сведения о смерти лейтенанта Прончищева, а также реконструировала облик супругов. Очень простые лица. И красивые.

Сухопутных отрядов было два. Один должен был отыскать возможность речного судоходства, а другой состоял из учёных – он известен как Академический отряд. В обязанности ему вменялось подробное описание всего, что они увидят, включая этнографические наблюдения, ботанику, геологию и зоологию, а кроме того – работа с архивами сибирских крупных городов. 

Именно профессор Миллер обнаружил отчет Дежнёва, неоспоримо свидетельствующий о проливе между Аляской и Чукоткой. В экспедицию были отправлены немецкие профессора – и некоторое количество русских студентов. Поехал и солдатский сын Степан Петрович Крашенинников, весьма многообещающий студент. Это было его первое в жизни большое путешествие, и оно продолжалось 10 лет.

Крашенинников исследовал пещеры под Красноярском и копировал наскальные рисунки первобытных людей, в его дневнике отражены бурятский и тунгусский языки – собрано довольно много слов, он помогал профессору Гмелину составлять гербарии, анатомировал животных, делая подробнейшие зарисовки, периодически отправлялся в индивидуальные экспедиции, исследуя то тёплые источники, то местную фауну, то слюдяные месторождения. 

Приходилось быть сведущим во всем. А когда Академический отряд наконец добрался до Якутска и встретился с Берингом, профессора… отказались ехать на Камчатку, отправив туда деятельного и горячего Крашенинникова. Студенту вручили массу подробнейших инструкций – и обещали приехать потом. Позже. 

За четыре года, проведенных им на Камчатке, Крашенинников попадал в кораблекрушение и оказывался на волосок от гибели, исходил весь полуостров вдоль и поперёк, описал уникальнейшие, нигде более не встречающиеся виды растений и животных, продолжал метеорологические наблюдения и неукоснительно записывал все в подробнейших рапортах и дневниках. 

Он расспрашивал стариков об истории края, о народных верованиях и обычаях. Просил местные власти прислать к нему «двух мужиков камчатских», чтоб научиться их языку.  Собирал огромные коллекции минералов, флоры и фауны, обучил приятеля из местных метеорологии, чтоб иметь возможность вести обсервации. В его бумагах остались ценнейшие материалы по языкам малых народов – в частности, ительменов, с которыми Крашенинников постоянно общался. А ведь ещё требовалось думать о хлебе насущном, ухаживать за огородом, чтобы было чем прокормиться. 

Крашенинников вынужден был напоминать Миллеру о своём содержании: «Я ныне в самую крайную бедность прихожу, оставшей провиант весь издержался, а вновь купить негде… покорно прошу о присылке ко мне провианта, и о произведении здесь жалованья милостивейшее приложить старание, чтоб мне здесь не помереть голодом». 

По возвращении в Петербург Крашенинников оказался крупнейшим знатоком Сибири и Камчатки.  В 1743 г. отчёты вернувшихся из экспедиции студентов заслушивались на собрании академиков. Крашенинников «продемонстрировал в качестве образца сделанные им описания рыбы, именуемой по-русски "корюхой", также цветка золотистого левкоя ... и на вопросы ... касающиеся естественной истории, весьма изящно ответил». 

Формально он всё ещё был студентом – но когда его попросили как можно скорее выполнить какую-нибудь научную работу, чтобы «защититься» и стать адъюнктом (говоря современным языком – написать диссертацию), Крашенинникову для подготовки потребовалось всего 4 дня. 

Через пять лет Степан Крашенинников уже был академиком, профессором ботаники, а также ректором Университета и инспектором Академической гимназии, где преподавал греческий и латынь. Главным же его трудом стал двухтомник «Описание земли Камчатки». 

Неимоверный труд серьёзно подорвал здоровье Степана Крашенинникова, он скоропостижно скончался в 43 года, так и не увидев свой главный труд изданным. На долгие годы книга Крашенинникова и подготовленные им к печати материалы покойного исследователя Г. Стеллера (также участника экспедиции) стали единственным источником сведений о Камчатке. Ительмены же сложили о Крашенинникове песню «Студенталь теемрик битель читис киллизик» («Ежели бы я был студент…»).

Великая Северная экспедиция  – один из самых масштабных  проектов XVIII века ¬– стоил Российском империи очень дорого. В конечном счете, экспедиция была свернута, потому что поддерживать её на прежнем уровне было непосильно для бюджета. Да и людей, способных на такие подвиги, уже не было. Подвиг тех, кто предпринял этот немыслимый шаг и принял на себя каждодневные непосильные труды, неизгладим. Итоги Великой Северной экспедиции, продолжавшейся почти 10 лет, трудно переоценить. Помимо обследования больших участков побережья Северного Ледовитого океана, Камчатки и Охотского моря, был открыт проход в Северную Америку, подтверждено наличие пролива между Азией и Америкой, открыты Южные Курильские острова и даже исследованы отдельные участки побережья Японии. Собраны бесценные коллекции, представляющие огромный этнографический и исторический интерес.

Ну а вслед за учеными, первооткрывателями, военными моряками и геодезистами на новые земли пошли русские промышленники, создавались кампании, начиналась новая эра в освоении Сибири и Русской Америки.