Жертва репрессий, смельчак, убедивший самого Сталина исправить план операции «Багратион», соперник Жукова, двухметровый красавец и, конечно, любимец женщин. А ещё «любимец армии», берегший своих солдат и не позволявший себе грубостей с подчинёнными. И всё здесь вроде бы правильно, но… слишком картинно. Впрочем, в его судьбе было столько поворотов, что и без всяких легенд она действительно интересна.

Самое удивительное заключается в том, что нынешний юбилей маршала мы справляем с некоторым опозданием. В августе 1896 года родилась младшая из сестер Рокоссовского, а сам он появился на свет, вероятнее всего, двумя годами раньше. Зачем Константин Константинович с 1919 года во всех анкетах стал слегка омолаживать себя, сказать трудно. 

Скорее всего, это понадобилось ему, чтобы составить биографию, подходящую для продолжения карьеры в Красной Армии. Ведь уже в 1919 году Польша, откуда родом Рокоссовский, превратилась в ненавистного противника Советской республики и начала лихо восстанавливать «границы 1772 года». Вот и пришлось, указывая не совсем удобную национальность, всячески демонстрировать пролетарскую судьбу и оторванность от малой родины. Именно поэтому Ксаверий Рокоссовский, отец советского полководца, из представителя дворянского рода и служащего железной дороги превратился в простого машиниста, сам Константин оказался участником Первомайской демонстрации в Варшаве 1912 года, а сестра Хелена, оставшаяся в Польше, в анкетах вовсе не упоминалась… Кстати, примерно в те же годы Рокоссовский, благодаря полковым писарям, получил привычную для нас фамилию со сдвоенной «с» и вполне русское отчество. Прежде его обычно величали Савельевичем или даже Васильевичем. 

К. Рокоссовский во время Первой мировой войны

Интересно, что разного рода поправки в биографию Рокоссовского вносились на протяжении всей его жизни. Только место рождения переписывали несколько раз. Сначала это была Варшава, но в 1945 году, когда понадобилось поставить бюст на родине дважды Героя Советского Союза, местом рождения маршала оказались… Великие Луки. 

В 1949 году Рокоссовский выехал в Польшу, чтобы возглавить вооружённые силы этой социалистической страны, и тут он вновь стал уроженцем Варшавы. Поговаривают, что после возвращения из польской командировки Константина Константиновича в очередной раз пытались «прописать» в русском городе, но времена изменились, и он навсегда остался варшавянином. 

Зато в 1937 году этого оказалось достаточно, чтобы представить Рокоссовского польским шпионом. А заодно и шпионом японским, поскольку он долго служил на Дальнем Востоке и в Монголии. Избежать расстрела Константину Константиновичу удалось благодаря своей стойкости: несмотря на пытки, он ложных показаний так и не дал и продержался до весны 1939 года, когда начался пересмотр политических дел. А вот освобождением и восстановлением в армии он обязан Семёну Тимошенко, который весной 1940 года был назначен наркомом обороны СССР. Перед ним стояла важная задача – поскорее подобрать квалифицированные кадры для Красной армии, растущей не по дням, а буквально по часам. И Тимошенко сразу вспомнил об аккуратном и инициативном комдиве, который служил под его началом в 1930–1932 гг.

Рокоссовскому вообще везло на сослуживцев. И случай с Тимошенко здесь более чем убедителен. Однако самым знаменитым и негаданным соратником Рокоссовского оказался Жуков, 120-летие которого мы также отмечали в этом декабре. Оба они были кавалеристами и познакомились ещё в сентябре 1924 году на Кавалерийских курсах усовершенствования командного состава. 

В начале 1930-х Жуков некоторое время возглавлял один из полков Самарской кавалерийской дивизии, которой командовал Рокоссовский. И даже получил от неизменно спокойного и тактичного начальника меткую характеристику, в которой значилось: «Суховат и недостаточно чуток. Обладает значительной долей упрямства. Болезненно самолюбив. На штабную работу назначен быть не может – органически её ненавидит». А в следующий раз они встретились только летом 1940 года, правда, теперь их роли поменялись: генерал Жуков командовал Киевским особым военным округом, а генерал-майор Рокоссовский поступил в его распоряжение и занялся формированием 9-го механизированного корпуса. И с той самой поры вплоть до Победы они вместе делали общее дело.

Давно стало традицией говорить о соперничестве Жукова и Рокоссовского, спорить о том, кто из них был более талантливым полководцем. Таких драматических противопоставлений в нашей культуре хватает. Вспомним хотя бы спор, кто лучший поэт – Пушкин или Лермонтов. 

Сторонники Константина Константиновича, пытаясь превознести своего кумира, порой придумывают аргументы весьма необычные. Например, говорят, что если бы не два с половиной года в Шпалерной тюрьме, то Рокоссовский сделал бы карьеру более успешную, нежели Жуков. Ещё до войны он стал бы генералом, а может и маршалом, и получил бы звание Героя Советского Союза. Но достаточно вспомнить ещё одного «соперника» Жукова – Ивана Конева. Как и Рокоссовский в 1935 году он был комдивом, а летом 1940 года – генерал-лейтенантом. То есть за пять лет заметно «отстал» от Жукова. И скорее всего, произошло это потому, что у Конева, в отличие от Жукова и Тимошенко, не подвернулось шанса проявить свои полководческие таланты. 

Впрочем, Великая Отечественная война с избытком предоставила такую возможность всем военачальникам, и очень скоро, к 1944 году, и Конев, и Рокоссовский уверенно «догнали» Жукова по чинам и наградам. Только вот «соперничать» им не приходилось: у каждого был свой фронт, свои задачи, от надлежащего выполнения которых зависел успех всего дела. Кстати, если учитывать этот момент, то многие события войны предстанут в ином свете. Например, всем известно, что в конце 1944 года 1-й Белорусский фронт, который уже нацелился на Берлин, «отобрали» у Рокоссовского и передали Жукову. Но почему-то забывают, что Константин Константинович возглавил 2-й Белорусский фронт и блестяще провел Восточно-Померанскую операцию. И этот успех позволил Жукову быстро, а значит, и с меньшими потерями взять столицу Германии.

Призыв увидеть Победу как результат усилия всех наших полководцев вовсе не исключает рассмотрения их личных достижений и ошибок. И если пойти по этому пути, то личность Рокоссовского окажется не такой однозначной. Чтобы убедиться в этом, достаточно знать, что Рокоссовский в первые же дни войны быстро перебросил свой недоукомплектованный корпус из-под Киева в район Дубно – Луцка – Броды и там две недели участвовал в сдерживании немецкого наступления. За эти бои 22 июля его наградили орденом «Красного знамени», что было неслыханным делом на начальном этапе войны. Вслед за этим Рокоссовского перевели под Смоленск, где он лично собирал отступающие группы и группки наших бойцов и наспех формировал из них 16-ю армию. 

В сентябре Константину Константиновичу присвоили звание генерал-лейтенанта, что было редкостью в те страшные дни, но вскоре его войска угодили в Вяземский котёл. Пришлось вновь – буквально по кусочкам –«склеивать» армию и тут же бросать её на оборону Москвы, сначала на Волоколамское направление, затем к Истринскому водохранилищу. Обстановка здесь была не просто критическая, а отчаянная. Остановить немцев удалось лишь потому, что Жуков в самый последний момент всё-таки отправил Рокоссовскому резервы, чудом собранные в других частях.

История о том, как под Москвой Константин Константинович «поссорился» с Георгием Константиновичем, довольно известна. Первый считал, что нужно укрепиться на восточном берегу водохранилища, а второй категорично, даже грубо приказал удерживать западный берег. И, как показали последующие события, прав оказался Жуков, который командовал фронтом и правильно оценивал всю ситуацию. Зато Рокоссовский прекрасно справился со своими задачами на уровне армии. Поэтому не было и не могло быть обид. А был тот симбиоз, то сочетание усилий, которое позволяло победить и, кстати, сберечь человеческие жизни. 

Интересно, что заботу о солдатах обычно приписывают «вежливому» Рокоссовскому, в то время как «жёсткого» Жукова часто обвиняют в пренебрежении к человеческой жизни. Но бывало и так, что они «менялись ролями». Например, заранее готовясь к большому наступлению в Белоруссии, советские войска под руководством Рокоссовского в феврале 1944 года провели Рогачёвско-Жлобинскую операцию. Тогда удалось прорвать оборону немцев под Бобруйском, но сам город остался неприступен. Горячий Рокоссовский настаивал на продолжении интенсивных атак, но Ставка согласия на такое гибельное дело не дала. Зато приняли предложение генерала в ходе операции «Багратион» нанести по противнику не один, а два главных удара под тем же самым Бобруйском. И это обеспечило операции, общее руководство которой осуществлял Жуков, феноменальный успех.

Вклад Рокоссовского в Победу велик. И здесь достаточно вспомнить то, что мы знаем хотя бы из школьных учебников. Он принял участие практически во всех крупных сражениях Великой Отечественной войны. Его имя прозвучало ещё во время битвы за Москву. Именно его Донской фронт завершил разгром Паулюса под Сталинградом, а личное оружие этот пленный фельдмаршал согласился передать только Рокоссовскому. Во время тяжелейшей битвы за Днепр Рокоссовский, быстро реагируя на изменение обстановки и умело перебрасывая свои войска, буквально порвал немецкую оборону. А ещё он дважды – во время Курской битвы и под Минском – разбил знаменитого Вальтера Моделя, слывшего гением обороны. 

Высшим признанием всех этих и других заслуг стало то, что именно Рокоссовскому доверили командовать парадом Победы. Другое дело, что с годами у Константина Константиновича появилось желание подчеркнуть свои заслуги и заодно попенять на чужие ошибки. Впрочем, и в этой очень непростой битве с тщеславием Рокоссовский получил неожиданную помощь. В 1965 году Жуков прямо написал соратнику: «Я внимательно слежу за Вашими выступлениями в печати. И всегда жду от Вас правдивого описания истории операций. Но увы! И Вы, Константин Константинович, оказывается, не лишены желания пококетничать перед зеркалом истории, некоего украшательства своей личности и искажения фактов». А в конце письма Георгий Константинович сказал то, что может сказать только настоящий друг: «От всей души желаю Вам осуществить то, что сказано в конце Вашего последнего интервью: "Я хочу написать правду, правду пережитой нами Великой Отечественной войны"».