Чуковский подарил нам и другие крылатые слова и выражения – например, грозное имя Бармалея, которым мы называем людей грубых, неприятных и опасных. Между тем Бармалей был взят Чуковским не с потолка, а в процессе прогулки по питерской Бармалеевой улице, названной в честь не то купца, не то полковника Бармалеева. Возможно, все эти люди сделали для города нечто великое, однако род их оказался увековечен благодаря сказочному разбойнику…

 

Что же до «и теперь, душа-девица…», то это ставшее крылатым выражение явно несколько перепуталась с другими «душами». Например, с «во всех ты, Душенька, нарядах хороша», взятой из поэмы Ипполита  Богдановича, которая так и называлась – «Душенька». И которую мы благополучно забыли, и не было бы у нас этой крылатой фразы, которая может быть как комплиментом, так и издевкой, если бы не Пушкин, взявшей ее эпиграфом к «Барышне-крестьянке».

И еще о душе: песня «Ах ты, душечка, красная девица» подарила нам ещё одну часто употребляемую фразу – «мы пойдём с тобой разгуляемся» и стала одной из многих песен, которые не только поют, которыми разговаривают. Так, встретив нетрезвого приятеля, с ним часто здороваются: «Что стоишь, качаясь?», фразой, пришедшей к нам из песни про рябину – «Что стоишь качаясь, тонкая рябина», хотя в авторском варианте – «шумишь». Из неё же мы получили и «как бы мне, рябине, к дубу перебраться?», слова, которыми мы выражаем желание опереться на кого-то более сильного и надежного. Выражать- то выражаем, а вот кого благодарить за эти крылатые фразы, не помним – между тем у песни есть автор, Иван Суриков, незаслуженно забытый поэт-самоучка. Сын крепостного, он и сам родился за два десятка лет до отмены рабства, работал то приказчиком, то типографским рабочим, часто нуждался, умер от чахотки, не дожив и до сорока лет... Попутно он написал ещё несколько песен – например, перед самой смертью он подарил потомкам «Белый снег пушистый в воздухе кружится…», а также «Как в степи глухой умирал ямщик». Мы сейчас поём (и говорим, имея в виду необъятные просторы) «степь да степь кругом», а он написал –  «снег да снег», и вообще его текст за полтора века претерпели довольно заметные изменения.

Вспоминая о прошлом (или же шутливо интересуясь, куда это кто-то подевался) мы напеваем «куда, куда вы удалились?», цитируя арию Ленского из «Евгения Онегина». Отсюда же – «что день грядущий мне готовит?», а также «паду ли я, стрелой пронзенный?». Желая вырваться из нежелательных обстоятельство, мы тут же вспоминаем: «о дайте, дайте мне свободу», а также «ни сна, ни отдыха измученной душе» из оперы Бородина «Князь Игорь»… И даже тот, кто никогда не слышал о Фете, твердо усвоил, что «на заре ты её не буди», как и некрасовское «полным-полна коробочка»…

 

А что случилось с «На сопках Манчжурии» – это просто уму непостижимо: грустная песня о погибших солдатах Русско-Японской войны превратилась в нечто невообразимое с условным названием «Тихо в лесу». Вот это «тихо в лесу, только не спит…(барсук,  дрозды и т.д)»  и стало крылатым выражением. Как и полное блатной романтики «я к маменьке родной с последним приветом» из «Постой паровоз, не стучите колеса» – эту песенку можно услышать в фильме «Операция «Ы», но на самом деле она куда старше, возможно, она появилась ещё до революции.

Увидев вдали человека давно ожидаемого, но опаздывающего, мы немедленно вспоминаем: «вот кто-то с горочки спустился». Присевшим попить чаю, постоянно лезет в голову утёсовское «у самовара я и моя Маша», а поссорившемуся с приятелем, конечно, тут же вспоминается строка песни Высоцкого  – «если друг оказался вдруг…».

В дождь мы привычно утешаемся песней из «Служебного романа», уверяющей, что «у природы нет плохой погоды», или же констатируем: «тучи над городом встали», взяв эти слова из песни советского режиссёра Павла Арманда (из неё же, между прочим, родом и ещё парочка крылатых выражений: «мы простимся с тобой у порога» и «далека ты, путь-дорога»). 

Некоторые крылатые выражения любят прикинуться старинными. Вот, например, такая «древнерусская» фраза «думы окаянные, мысли потаённые» – так мы говорим человеку, задумавшемуся не просто глубоко, но и с мрачным видом. А написал её наш современник Юлий Ким, но только в его песне – «Губы окаянные, думы потаенные». Но «губы» как-то не прижились, а вот «думы» уже успели превратиться в крылатое выражение. 

А бывает и наоборот – нечто действительно древнее притворяется новым. Взять хоть песенку Boney M Rivers of Babylon – «Реки Вавилона», – которую способен напеть даже вовсе не знающий английского языка. Так вот, ей не одна тысяча лет, ибо на самом деле это – 136 псалом, «На реках Вавилонских, там сидели мы и плакали…», который был написан за много-много лет до Рождества Христова.

Строка «Ямщик, не гони лошадей» тоже давно уже стала крылатым выражением, с помощью которого мы призываем отказаться от спешки и принятия непродуманных решений. Между тем эта ямщицкая песня появилась на свет тогда, когда ямщики уже стали вымирающим видом, а именно – году не то в 1905, не то в 1915, и написал её Николай Александрович (или Алексеевич) фон Риттер, юрист, статский советник и немножечко поэт. Между прочим,  он подарил нам и ещё одну песню с крылатым выражением – «Ах, зачем эта ночь так была хороша» (правда, «хороша» мы переделали в «коротка», вот так и проявляется истинно  народное творчество).

Еще одна исконная ямщицкая песня и взятое из неё крылатое выражение, употребляемое нами для обозначения невероятной спешки – «вьётся пыль из-под копыт», – называется «Тройка» («Тройка мчится, тройка скачет») и была в тридцатые года позапрошлого века написана Петром Андреевичем Вяземским, приятелем Пушкина и шурином Карамзина. Писать о тройках в то время было модно – Федор Глинка написал «Вот мчится тройка удалая»,  Пушкин – «Бесов»… Вот и Вяземский решил не отставать и написал свою «Тройку» (которая поначалу называлась «Ещё тройка» – просто «Троек» в то время было слишком уж много. Да и позже они появлялись – взять хоть некрасовское «Что ты жадно глядишь на дорогу», которое на самом деле тоже «Тройка»). Ну а песней она стала не сразу, а лет через тридцать, когда  оперным певцом Павлом Петровичем Булаховым была написана музыка. И, похоже, этот же Булахов приписал к стихам ставший крылатым припев: «Еду, еду, еду к ней, еду к любушке своей».

Фраза «когда я на почте служил ямщиком» до сих пор весьма популярна у журналистов, которым она часто приходит в голову как оригинальный заголовок заметки о плохой работе почты. Взята она из одноимённого старинного русского ямщицкого романса, который мало того что не ямщицкий, так ещё даже и не русский: первоначальный текст был написан на польском языке белорусским поэтом Владиславом Сырокомлей в 1844 году. Лет через двадцать её перевёл русский поэт и публицист Леонид Николаевич Трефолев, между прочим, автор одного из вариантов знаменитой «Дубинушки» – «Истомилась грудь, лямка режет плечо, надо "ухать" ещё и ещё». Да и одна из бесчисленных вариаций на тему «Камаринской» тоже принадлежит ему.

Теперь давайте мысленно вернёмся в начало девяностых годов прошлого века, когда на политическом Олимпе ещё сияла звезда Руслана Хасбулатова. В то время каждый писавший о нём журналист долго боролся с собой, стараясь удержаться от цитирования ещё одного песенно-крылатого выражения «Хасбулат удалой, бедна сакля твоя!». Эта песня, написанная поэтом и офицером Александром Николаевичем Аммосовым, подарила нам ещё одну часто употребляемую цитату – «а за это за все ты отдай мне жену».

Первоначально, а именно в 1858 году, «Хасбулат» был «Элегией» – так на самом деле назывались стихи, которым было суждено стать одной из самых востребованный застольных хоровых песен нашей страны. На этом поле конкуренцию «Хасбулату» мог составить только народный «Шумел камыш», символизирующий последнюю степень опьянения и давший миру ещё одно крылатое выражение – «а поутру они проснулись».  Хотя в каноническом тексте  – «А поутру они вставали», впрочем, у «Шумел камыш…» вариантов немало.

А вот происхождение жизнерадостного выражения «любо, братцы, жить» туманно. В «литературном» виде оно впервые встречается в забытой строевой песне 30-х годов позапрошлого века, принадлежащей перу Николая Федоровича Верёвкина, унтер-офицера Невского пехотного полка, «Песне после учения». Там были такие строки: «С командиром-хватом любо, братцы, жить». Впрочем, в виде устного народного творчества «Любо, братцы, любо», она же – «Как на тихий Терек», она же «Ехали казаки», она же «На Дону на Доне гулевали кони» существовала задолго до Верёвкина. И  тем более – задолго до сделавшего её популярной фильма «Александр Пархоменко». Для «Пархоменко» музыку сочинял Никита Богословский, а  насчет слов есть сомнения – похоже, их написал не упомянутый в титрах поэт Борис Ласкин, автор других песен, например «Спят курганы темные», «Три танкиста» и легендарной «Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин». 

Ну а песню про Стеньку Разина («Из-за острова  на стрежень», причем стрежень шутники части меняют на стержень) давно уже разобрали на крылатые фразы. Так, «и за борт её бросает» уместна в любой ситуации, от купания до развода, «в надлежащую волну» – это чтоб сострить, исковеркав волну «набежавшую», «выплывают расписные» – этот когда кто-то слишком нарядился, или слишком важно идёт, или опаздывает… А «нас на бабу променял»? А просто «Волга, Волга, мать родная»? Ну и так далее. Так вот: столь часто цитируемая песня была написана  Дмитрием Николаевичем Садовниковым,  поэтом, этнографом и фольклористом второй половины XIX века.

Стали крылатыми и строки, причем чуть ли не все, из главной цыганской песни России-матушки – «Очи чёрные». Это не просто песня, это, можно сказать, музыкальная визитная каточка нашей страны. Написанное украинским писателем и поэтом по имени Евгений Гребёнка.  Сначала это было просто стихотворение, увидевшее свет в 1843 году, и только через много лет его начали петь. Среди прочих пел этот романс и Шаляпин. И мало того, что пел, он, похоже, лично дописал несколько куплетов, посвятив их своей итальянской жене. Что до Гребёнки, то ему принадлежит и ещё одна великолепная русская народная песня – «Помню я ещё молодушкой была». Так мы говорим, вспоминая о делах давно минувших дней.

Жестокий городской романс «Окрасился месяц багрянцем», подаривший нам крылатую фразу всех времен и народов «поедем, красотка, кататься», был написан немцем из Лотарингии Адельбертом фон Шамиссо, писателем, поэтом и естествоиспытателем. В 1828 году он сочинил стихи, назвал их «Ночная прогулка»; через полвека их перевёл русский поэт, журналист и переводчик Дмитрий Дмитриевич Минаев… Вот так мы и получили «дай парусу полную волю, сама же я сяду к рулю».

Ещё одни бессмертные строки сочинил в самом начале девятнадцатого века профессор Казанского университета Нигмат Мисаилович  Ибрагимов. Именно ему принадлежит стихотворение «Вечерком красная девица»:

То есть он изобрел выражение «с милым рай в шалаше»! А вот в авторстве продолжения про атташе пока никто не признался.