«Курский соловей», «шадринский гусь», «павловский петух», «утушка луговая». Эти выражения в России стали образами. В том числе и потому, что веками Русь культивировала в своём быту самых разных птиц. Ещё наделяла их человеческими добродетелями и недостатками. А как сегодня себя чувствуют потомки тех легендарных птиц?

Птица певчая

Певчие птицы в дореволюционной России не были привилегией богатых. Певуны жили и в крестьянских избах, и в трактирах, и на постоялых дворах. Особенно много их стало после отмены крепостного права – крестьянам пришлось думать о том, как прокормиться, вот они и принялись ловить и разводить певчих птиц.

Впрочем, птичку мало поймать – её ещё надо петь научить, да так, чтобы остальные разводчики от зависти лопнули. И чего только птицеводы не придумывали! Сажали в одну клетку птиц разных пород, чтобы друг у друга учились – и добились удивительных результатов. Например, вывели канарейку овсяночного типа, то есть поющую, как овсянка. Выносили соловьёв к пруду, чтобы те слушали пение лягушек, – и соловьи вставляли в свои трели музыкальное кваканье. А особо талантливые певцы даже брали учеников – за неплохую плату (рублей по пять за час) рядом с домиком маэстро вешали клетки юных соловьёв, чтобы опыт перенимали. Дорого? Да. Но за особенно сладко певшего соловья отдавали целое состояние.

Или победившая на конкурсе канарейка легко менялась на хорошую кавалеристскую лошадь. Канареек у нас было особенно много: их легче содержать, они неприхотливее соловьёв или жаворонков. Конечно, птички эти для нас – иностранцы, да только они давно обрусели, ведь приехали они к нам больше двухсот лет назад. И порода такая есть – русская канарейка, она и поёт не так, как прочие, а гораздо лучше. По крайней мере, так считал Николай II, наградивший своего канареечного поставщика, разводчика Горшкова, драгоценной иконой Пресвятой Богородицы. В 1857 году в России появился Кружок любителей певчей и другой вольной птицы – первая официальная организация, всерьёз решавшая вопросы улучшения качества пения и занимавшаяся прочими важными проблемами отечественного птицеводства.

Потом случилась революция. Певчих птиц вместе с фикусом сочли символом мещанства, так что держать этих милых певунов стало как-то неприлично. Сейчас чижиков, щеглов, соловьёв и даже канареек у нас меньше прежнего, теперь в наших домах проще встретить экзотического попугая или майну. И всё же у русских певчих птиц есть и всегда будут свои верные поклонники.

Курица не птица

Курица – птица, конечно, полезная, но не более того, для души её держать вряд ли будешь. Ну разве что сейчас некоторые истосковавшиеся по природе горожане заводят парочку карликовых декоративных кур…

Так было и раньше. Посадские и ремесленные люди Москвы, Тулы, Рязани и других городов часто скучали по оставленным деревням и заводили кур, обычно – красивых и крупных орловцев. А орловской эта порода была названа, судя по всему, в честь графа Орлова, занимавшегося не только рысаками и голубями, но и вульгарными курами.

Увы, и эти куры однажды исчезли. Причём на этот раз революция оказалась ни при чём: уже в конце XIX века родных орловцев стали вытеснять заграничные породы. И когда энтузиасты спохватились, было уже почти поздно: они объехали всю страну и не нашли ни одного орловца! Только в селе Павлове, в ста верстах от Нижнего Новгорода, им удалось обнаружить сохранившихся чистокровных орловских кур.

Причём в этом чудесном Павлове орловцев берегли до самой Великой Отечественной. Ну а после войны они исчезли окончательно, и их пришлось восстанавливать с помощью немецкой ветви, чьи предки покинули Россию задолго до революции.

Однако вернёмся в Павлово, ведь это было поистине удивительное место. Здешним крепостным Екатерина II дала паспорта, чтобы они могли, не считаясь беглыми, ходить по России и продавать свой товар – ножи, вилки, чугунки и, главное, замки – гордость местных умельцев.

Павловцы много путешествовали, многое повидали, многое умели – в том числе и делать ружья. Да что ружья – они научились выращивать лимоны в нашем климате. А заодно разводили гусей, канареек овсяночного напева и, конечно, кур. Причём не только орловских, но и своих собственных, павловских, роскошных красавцев с огромным гребнем и мохнатыми ножками, не боящихся никакого мороза и отлично (для кур) летавших. Павловские – это, видимо, старейшая русская порода, а откуда она такая красивая взялась, непонятно. Ходили слухи, что произошли они от некой легкомысленной курочки, согрешившей в окрестных лесах с глухарём…

Но и эти куры практически исчезли: когда в конце позапрошлого века в России стали обращать внимание на национальные породы, выяснилось, что павловцев больше не существует (кроме как в героическом селе Павлове, разумеется). Впрочем, сейчас работа над восстановлением породы идёт вполне успешно – по просторам нашей родины сегодня ходит уже несколько тысяч павловских кур, так что всё не так плохо.

Яйца, мясо, пух, перо – вот чего мы ждём от кур. Но всё это – сплошная проза, а между прочим, эти птицы способны на большее, они ведь ещё и поют! А самые известные наши певцы принадлежат к породе юрловская голосистая: иной юрловский петух мог растянуть своё «ку-ка-ре-ку» на целых сорок секунд, чем приводил ценителей петушиного пения в настоящий восторг. Поющих петухов тщательно выводили, отбирали лучших, выставляли их на конкурсы – так, в Курской области в позапрошлом веке в базарные дни проходили соревнования петушиных песнопений, а слушатели ритмичными хлопками ладоней определяли, кто поёт громче и дольше всех. Голос у юрловцев низкий, протяжный, громкий – просыпаться под такое пение куда приятнее, чем под бездушный звон будильника. К тому же общеизвестно, что пение петуха отгоняет всякую нечисть, а это никакому будильнику не под силу.

И всё же самая популярная и у нас, и, пожалуй, везде порода кур – итальянский леггорн. Яйца несёт, как из пулемёта, вкусная, неприхотливая и для коммерции самая, наверное, подходящая. Только как же быть с орловской и павловской? С юрловской голосистой и русской хохлатой? С сибирской мохноногой и чёрной бородатой? С прочими исчезнувшими и исчезающими породами исконно русских кур? Чтобы спасти их всех, одного села Павлова маловато будет. Тем более что нет больше такого села. Есть просто город Павлово Нижегородской области. А в городе кур особо не поразводишь.

Летят утки…

Утиные яйца в России долгое время считались несъедобными – их и сейчас не очень едят. Так что уток у нас разводили всё больше на мясо, не забывая, правда, и о красоте: глаз радуется, когда деревенский пруд рассекает стайка, например, русских хохлатых уточек – представителей старинной породы, чьи головы венчает замечательный хохолок-шапочка. Да, наши русские хохлатые не так ярки, как, например, мандаринки – и всё же они вполне милы. И, в отличие от мандаринок, очень даже увесисты, килограмма три, а то и все пять. Впрочем, разновидность хохлатых, русская чернеть, тоже мала, всего с полкило, к тому же она так доброжелательна, что её и есть как-то неудобно. Замечено: чем больше у утки хохолок, тем хуже её производительность.

…Если бы русская подсадная утка была человеком, её бы обвинили в измене родине: подсадная предаёт интересы всего утиного племени. Она кокетливо плавает, призывно покрякивает и всем своим видом изображает полную невинность, на что тут же клюют очарованные ею дикие утки. Они подплывают к прекрасной незнакомке, и тут – бах! – выстрел из прибрежных зарослей, и все умерли. Кроме, конечно, самой подсадной – её-то охотник увезёт домой, покормит, похвалит и спать уложит.

Русская подсадная выведена из одомашненных диких уток, и в разных районах страны у охотников были свои региональные варианты этой предательской птицы: тульские, семёновские, саратовские, орловские… Они отличались друг от друга окрасом и тембром голоса, однако суть их оставалась всё той же.

В свободное от охоты время русская подсадная ведёт обычный утиный образ жизни, даже яйца несёт – немного, штук сорок за год, но всё же.

…и два гуся

Вклад гусей в русскую литературу неоценим, ибо всё, что писалось у нас до второй половины позапрошлого века, создавалось именно гусиными перьями. То есть без гусей, возможно, не было бы у нас ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Гоголя… А Гоголь вместо благодарности называл гуся глупой птицей…

Впрочем, те, кто лично знаком с гусями, как раз глупыми-то их и не считают, а считают весьма умными, сообразительными и преданными существами, с которыми вполне можно дружить. А ещё их можно дрессировать, чему доказательство – Иван Иванович, учёный гусь из «Каштанки».

Гусь – зверь неприхотливый: мороза не боится, пасётся сам, особой подкормки не требует, ему всего и надо, что крестьянский ребёнок с прутиком, направляющий гусиное стадо и уворачивающийся от щипков доминантного самца. Разводили его в основном для еды: как же, гусь с яблоками, самое «наше» праздничное блюдо, мечта Паниковского! А ещё для перьев и пуха – все приличные люди спали на пуховых перинах, непременно входивших в приданое невесты. Гусиным жиром на Руси лечились (да и сейчас лечатся) от всех болезней – он помогает при простуде и воспалении лёгких, облегчает страдания язвенников, смягчает кашель, лечит обморожения, ожоги и даже, простите, геморрой, а также помогает дамам бороться с морщинами и старением кожи.

В разных районах страны гуси разные. Например, маленькие и довольно злобные тульские; крупные, почти с лебедя, драчливые арзамасские; добродушные псковские лысые (лысухи), которые, вопреки очевидному, вовсе не являются лысыми, просто у них на голове есть белое пятно. Лысухи почти исчезли в войну – выжить им удалось благодаря одному герою, прятавшему маленькую стайку гусей в своей землянке…

Одна из старейших пород – величественные холмогорские. Есть мнение, что в сказке «Гуси-лебеди» задействованы именно они. Повадки у них гусиные, а стать – лебединая: шея длинная, красивая, под клювом мешочек, вид гордый.

Уральскому или шадринскому гусю даже памятник поставили – в городе Шадринске Челябинской области. Официально памятник называется «Старый город», но все вокруг называют его памятником гусю: шадринские гуси были известны по всей России.

Про них легенда есть. Однажды в Шадринске случился пожар, и полгорода сгорело. А потом некий местный чиновник, увидев, что тараканы уходят в поля, послал в столицу бумагу: мол, тараканы чувствуют, что скоро сгорит и вторая половина города. А раз так, не лучше ли её поджечь заранее, чтобы сюрприза не было? Ознакомившись с таким донесением, Екатерина II будто бы спросила: «Это ещё что за гусь шадринский?» И потребовала предъявить ей чиновника. А тот, не будь дураком, прислал в Питер вместо себя повозку с гусями. Говорят, императрица долго смеялась…

Очень крупные, не боящиеся холода, неприхотливые, легко размножающиеся – их было так много, что в начале XIX века на здешних базарах за 50 копеек можно было купить сотню гусей.

К сожалению, наша история не сохранила свидетельств о каких-то гусиных подвигах. Вот в Италии гуси Рим спасли. А что у нас? Ничего героического. Они просто кормили нас, давали нам тёплые перины и целебный жир. Ну и перья – не будем забывать их вклад в развитие российской словесности.