Старый спор западников и славянофилов, а также западников и евразийцев о путях и закономерностях развития России, похоже, утрачивает свою остроту. В качестве вопроса, который даёт пищу для размышления, можно рассматривать ответы респондентов на вопрос исследования Института социологии РАН «Российское общество и вызовы времени» – является ли Россия европейской страной или она представляет собой иную, евразийскую цивилизацию? Около трети участников опроса, примерно 30 %, нашли свой вариант ответа – «ни то, ни другое». А те, кто не смог его сформулировать, ставили «галочку» в предусмотренном социологами  пункте «иное». 

Что – «иное»?

Чтобы понять, что случилось, за точку отсчёта нашего анализа естественным было бы взять общественные настроения начала 90-х годов. Тогда россияне переживали романтический период увлечения перспективой «возвращения в семью европейских стран» и казавшейся возможной тесной интеграцией «без виз и границ» с западным миром. Судя по данным социологических опросов тех лет и вплоть до 2001 года, число соотечественников, безоговорочно связывавших исторические судьбы России и Европы, превышало количество оппонентов данной точки зрения, то есть условных славянофилов, в соотношении примерно 2:1. В 2014 и в 2015 годах ситуация изменилась зеркальным образом в пользу тех, кто полагает, что в будущем центр тяжести политики России будет перемещаться на Восток. И, наконец, между ними примерно 30 % опрошенных считают, что Россия «ни то, ни другое». 

За основу опроса были взяты три составляющие: культура, экономика и национальный характер и как меняется отношение россиян с учётом этих составляющих к парадигме «Европа – Азия». В итоге исследования мы пришли к заключению, что имеет место довольно неожиданный результат. Он во многом не согласуется не только с расхожими  образами исторической и современной России, но и выходит за рамки тех цивилизационных противоречий, которыми оперировали западники, славянофилы и евразийцы. При этом произошло сближение различных автохарактеристик российского социума: если раньше россияне по культуре отождествляли себя с Европой, по экономике – с Азией, а по менталитету и социально-психологическим особенностям позиционировали себя на равном удалении от этих полюсов, то сегодня они образуют очень похожие друг на друга распределения между Европой, Азией и остальным миром. Почему?      

Во-первых, в российском социуме наметился процесс эрозии европейской идентичности. Отчасти он обусловлен крепнущим убеждением, что в своих отношениях с Россией европейцы в целом руководствуются чисто эгоистическими мотивами. При этом никакой враждебности к Европе россияне не проявляют. Но былое обаяние «европейского выбора» в общем и целом тускнеет, сохраняя преобладающие позиции лишь в младших возрастных группах. Культурно-информационное взаимодействие с Европой не ослабевает, но и не усиливается. 

Во-вторых, общество тяготеет к самоопределению в новой системе внешнеполитических координат, в которой начинает доминировать стремление к консолидации с некоторыми партнёрами по СНГ, развитие экономических и политических связей со странами Азии, партнёрский интерес к странам Латинской Америки и избирательный европейский выбор: Австрия, Скандинавия, Чехия и Словакия, Балканы без Албании, Турция.   

Правда, евразийский вектор на полученном нами итоговом «социоснимке» российского массового сознания просматривается чётко, но он не является доминирующим. Более того. Когда исследователями сам термин «евразийский» не произносился, а природа идентичности зондировалась косвенным образом, то получалась своеобразная, не укладывающаяся ни в какие теоретические артикулированные схемы картина. Таким образом, Россия ХХI  тысячелетия в её ментальном пространстве и мышлении предстаёт не как чисто европейская или чисто азиатская, и даже не как евразийская, а, если так можно выразиться, европейско-азиатская страна.

   

Как можно было бы интерпретировать такое определение в рамках дискурсов социальной и политической философии? Думаю, и мою позицию разделяют участники исследования, что в меняющихся исторических условиях массовое сознание россиян отражает сформулированную ещё некоторыми умеренными славянофилами концепцию России как «второй Европы». Не как «особого пути», на котором, как известно, настаивало большинство последовательно консервативных славянофилов и который ведёт нацию к изоляции. А именно «второй Европы» – более открытой на Восток, но сохраняющей возникшие на общей христианской основе стрежневые свойства европейской ментальности и культуры, которые «старая» Европа готова пересматривать (например, систему семейных ценностей), а Россия полагает корневыми и  реформы в этом направлении считает сменой идентичности.    

Другое дело, что концепция «второй Европы» не может быть как застывшей, так и пока чётко структурированной. Ведь признаки складывания новой или даже альтернативной идентичности – относительно новый процесс для российского социума. Он динамичен, но и параллельно медлителен, поскольку подвержен меняющейся геополитической и экономической картине мира. Его настрой и динамику определяют следующие факторы. Первый – благожелательное отношение россиян к Европе и США сменила фаза охлаждения, которая колеблется как маятник. Второй – в фокусе массового сознания россиян находятся страны как разделяющие с ней историческое прошлое, так и далёкие от неё культурно, но готовые к интеграции с ней в рамках геоэкономических и геополитических проектов. И, наконец, третий фактор, самый сложный – мучительный рост прагматизации сознания россиян, определяющих в мире свою «самость». 

В ходе этих длительных процессов идёт постепенная трансформация системы представлений и смыслов, задающих матрицу современной российской идентичности. И хотя совокупность данных исследований говорит о смещении симпатий россиян на Восток, враждебности по отношению в Западу нет. Есть элементы разочарования, ведущие к росту прагматизации отношений. Сохраняются, но не растут симпатии к Европе.

Таким образом, российскую складывающуюся матрицу нельзя безоговорочно охарактеризовать как евразийскую. Наступает время говорить о формирующемся в глубине российского социума новом историческом проекте – «альтернативная Европа». Её очертания пока пунктирны и находятся в самом начале исторического пути.