Н. В. Неврев. Опричники, ранее 1904 г. (изображено убийство боярина И. П. Фёдорова в 1568 г.)

Название «опричнина» происходит от слова «опричь» — кроме. Используя эту этимологию, Курбский называл опричников «кромешниками», то есть людьми, причастными к аду — царству кромешной тьмы. В Древней Руси опричниной назывался удел, выделявшийся вдове умершего князя после раздела его владений, — всё достояние князя переходило к его сыновьям опричь (кроме) того, что выделялось вдове в пожизненное владение.

Опричнина Ивана IV и представляла собой такой удел, который государь выделил для себя из всей территории государства. Земли, не вошедшие в состав этого удела — опричнины, получили название земщины. В указе перечислялись те города и волости в разных частях страны и слободы и улицы Москвы, которые царь включил в свою опричнину. Тем же документом предусматривалось, что если царю «доходу не достанет на его государьский обиход», то он может «иные городы и волости имати». Так как доходы требовались немалые, то неудивительно, что в состав особого государства Ивана IV были включены все районы, богатые солью, что давало в руки опричной администрации обильные средства обложения одной из наиболее прибыльных отраслей русской средневековой торговли. Для управления этой территорией государь создавал особый двор со своей особой Боярской думой и своими приказными людьми. В опричнине создавалось и своё особое войско («а учинити государю у себя в опришнине князей и дворян и детей боярских дворовых и городовых — 1 000 голов»). Это войско в случае необходимости ходило в походы во главе со своими особыми воеводами, не смешиваясь с земским войском.

Своеобразной неофициальной столицей этого особого государства стала Александрова слобода, превращённая в крепость и окружённая заставами, которые не мог миновать ни один человек, направлявшийся в слободу или выезжавший из неё.

Остальной территорией государства (земщиной) должна была по-прежнему управлять Боярская дума. Но, несмотря на произведённый раздел, решение всех важных вопросов, касающихся этой территории и всего государства в целом, продолжало оставаться в руках царя («а ратные каковы будут вести или земские великие дела, и бояром о тех делех приходити к государю»).

Зачем царю понадобился такой раздел государства на две части? Сопоставление царского указа со свидетельствами иностранцев позволяет дать ответ на этот вопрос. Указ предусматривал, что те дворяне и дети боярские, которых царь возьмёт в своё опричное войско, получат от него поместья в тех уездах, которые царь включил в состав своего опричного государства (соответственно, они должны были оставить свои поместья в других частях страны). Одновременно местные землевладельцы (и владельцы «условных владений» — помещики, и владельцы родовой наследственной собственности — вотчинники) должны были переселиться в другие районы страны («а вотчинников и помещиков, которым не быти в опришнине, велел ис тех городов вывести и подавати земли велел в то место в ыных городех»). 

В подобных мерах для русской политики середины XVI века не было чего-то принципиально нового. Принудительный «вывод» землевладельцев, политическая лояльность которых вызывала опасения, использовался русской государственной властью неоднократно. Так, в восьмидесятых годах XV века, когда бояре только что присоединённого Новгорода были заподозрены в тайных сношениях с польским королём и великим князем Литовским Казимиром, их лишили огромных родовых вотчин и переселили в другие районы государства, главным образом на восточные окраины. Здесь они получили новые земли, но уже как условные владения — поместья, причём размер этих поместий не шёл ни в какое сравнение с размером отобранных у них родовых наследственных владений. Когда после русско-литовских войн рубежа XV–XVI веков значительная часть Смоленщины вошла в состав русского государства, крупные местные землевладельцы также были перемещены во внутренние районы государства. В составе «государева двора» первой половины XVI века они образовали целый слой так называемой дворовой Литвы. Массовое выселение местных бояр произошло и после присоединения Пскова в 1510 году. Отобранные владения местных князей и бояр раздавались как поместья нуждавшимся в земле младшим отпрыскам московских дворянских семей.

Новое в политике Ивана IV состояло в том, что теперь не землевладельцы недавно присоединённых окраин, а дворянство центра России, длительное время являвшееся традиционной опорой власти московских государей, стало объектом такой политики. Так как царь специально оговорил своё право включать в состав своего удела любую территорию, какую он сочтёт нужным, то одним из главных результатов произведённого переворота и одной из характерных черт опричного режима стало то, что ни один сын боярский, не причисленный к особому двору и не вошедший в особое войско государя, не мог рассчитывать на сохранение своей родовой собственности.

Таким образом, главной отличительной чертой опричнины можно считать то, что раздел территории государства на две части сопровождался и чётким разделением на две части всего дворянского сословия.

<...>

Для службы в опричнине отбирались только те дети боярские, кто сумел засвидетельствовать государю свою преданность и не имел каких-либо связей с вызвавшими недовольство Ивана IV знатными вельможами.

Взятые в опричнину дети боярские приносили царю особую присягу на верность, в которой среди прочего говорилось: «Я клянусь также не есть и не пить вместе с земщиной и не иметь с ними ничего общего». Это свидетельство Таубе и Крузе существенно пополняют сообщения ещё одного немца — Генриха Штадена. Сын вестфальского бюргера, учившийся в церковной школе, но из-за беспокойного нрава не сумевший стать пастором, на что рассчитывали его родственники, он пробовал счастья то как слуга, то как управляющий и наконец стал наёмным солдатом, предложив свои услуги русским властям. В конце концов Штаден получил имения, был принят в опричнину, в течение нескольких лет обогащался всеми возможными способами и, улучив благоприятный момент, бежал из России с накопленным имуществом. На страницах своих «Записок» Штаден выступает как жестокий и циничный человек, озабоченный только своим обогащением. Всё это заставляет его усердно изучать «теневую сторону» жизни русского общества в эти годы, а так как успехи, достигнутые благодаря этим познаниям, вызывали у него чувство гордости за свою ловкость и умение, то он много и охотно писал о том, как он расправлялся с возможными конкурентами и использовал сложившуюся обстановку для своего обогащения. О его «Записках» не раз будет идти речь в дальнейшем, при описании жизни русского общества в годы опричнины.

По свидетельству Штадена, «согласно присяге опричники не должны были ни говорить с земскими, ни сочетаться с ними браком. А если у опричника были в земщине отец или мать, он не смел никогда их навещать». За соблюдением установленных запретов строго следили, а за их нарушение виновного могло постичь самое суровое наказание. Говоря в своих «Записках» о запрете опричникам разговаривать с земскими, тот же Штаден отметил: «Часто бывало, что ежели найдут двух таких в разговорах, убивали обоих». Всё это свидетельствует о сознательном намерении царя углубить размежевание между двумя частями дворянства. Опричники носили особую чёрную одежду, так что отличались от остальных дворян даже своим внешним видом.

<...>

В своих сочинениях Иван IV ни разу не затронул вопрос о том, как, под воздействием каких факторов он принял решение о проведении подобной реформы и какие цели преследовал при её осуществлении. Поэтому приходится обращаться к кругу более или менее правдоподобных гипотез.

Некоторые обстоятельства, впрочем, достаточно очевидны и неоднократно отмечались исследователями. Обвинения членов «государева двора» в «изменах», отражённые на страницах официальной летописи, ясно показывают, что царь перестал доверять тому «государеву двору», который традиционно был опорой власти московских государей. Когда царь попытался в предшествующие годы наложить по своему усмотрению наказания на неугодных вельмож, он столкнулся с противодействием всей правящей элиты, которая оказалась скомпрометированной в его глазах. Отсюда желание царя отделиться от старого двора, создав свой особый двор, где царь мог бы окружить себя людьми, в преданности которых он был уверен. Этот особый двор и особое опричное войско должны были стать опорой царя в его борьбе с изменниками. Не случайно по свидетельству Таубе и Крузе, которое подтверждается и данными других источников, опричники носили «собачьи головы на шее у лошади и метлу на кнутовище. Это обозначало, что они сперва кусают, как собаки, а затем выметают всё лишнее из страны». Всё это, безусловно, правильно, если речь идёт о субъективных мотивах, определявших намерения, а затем и действия царя. Но имелись и объективные факторы.

Вести борьбу с изменниками царь, разумеется, не мог сам, один. Проводя свою политику, он был заинтересован в том, чтобы обеспечить этой политике массовую поддержку. Теоретически царь мог поступить так, как неоднократно делали боровшиеся со знатью правители, предоставив новые права и привилегии средним и низшим слоям дворянского сословия. Это, однако, привело бы к явному умалению объёма его власти, а этого царь, конечно, не желал. Попытка царя создать себе группу преданных людей в составе думы, взяв с них особые присяги на верность, оказалась безуспешной. В первом послании Курбскому царь с горечью писал, что его советники «крестное целование преступивше, не токмо не отсташа от тех изменников, но и болши начаша им помогати и всячески промышляти, дабы их на первый чин возвратить». Это и понятно, так как присяга на верность сама по себе не могла нарушить общность интересов представителей правящей элиты.

В этих условиях единственным способом обеспечить себе такую поддержку оказывалась попытка расколоть формирующееся дворянское сословие. Части этого сословия царь предоставил особый привилегированный статус за счёт умаления прав и привилегий всего остального дворянства. Несомненно, с точки зрения интересов царя это было продуманным и правильным решением. Привилегированный статус дворян, взятых в опричнину, приводил к возникновению противоречий между интересами опричников и интересами всего остального дворянства. Обязанные своим возвышением власти монарха опричники тем самым оказывались заинтересованы в сохранении и укреплении этой власти. По-видимому, именно обещание этих новых прав и привилегий и привлекло на сторону царя сопровождавшее его в слободу дворянское войско. Вряд ли такая попытка царя могла привести к успеху, если бы в России к середине XVI века сложилось единое дворянское сословие с чётким сознанием общности своих сословных интересов. Тогда действия царя, наверное, встретили бы отпор со стороны тех, кому царь предлагал блага и милости за счёт интересов их собратьев по сословию. Однако в России середины XVI века дворянское сословие находилось ещё в стадии формирования, сознание общности сословных интересов только вырабатывалось, между отдельными локальными группами и разными слоями дворянства существовали многочисленные противоречия, чем и воспользовался царь для проведения своей политики.

Успеху политики царя способствовало и существование такого института, как местничество. Традиционная практика предоставления думных чинов и высоких военных и административных должностей в строгом соответствии со знатностью происхождения («породой») делала высшие государственные должности монополией группы наиболее знатных родов потомков Рюрика и Гедимина, породнившихся с царским домом. Это закрывало для отпрысков младших ветвей знатных родов и для представителей менее знатных старомосковских боярских фамилий (потомков старинных бояр московских князей, отодвинутых на задний план княжескими родами) путь к успешной карьере. Создание особого опричного двора открывало для них такие возможности.

В исторической литературе, в особенности в XIX — начале XX века, были распространены представления, что, вступив в борьбу со знатью, царь специально возвышал людей «худородных», низкого происхождения. Такое представление складывалось в значительной мере под воздействием ряда высказываний Таубе и Крузе, а отчасти и Штадена. Таубе и Крузе в разных местах своего послания писали об опричниках, что это были те, «кто были привычны ходить за плугом и вдобавок не имели ни полушки в кошельке; нищие и косолапые мужики», те, кто ранее были «слугами» казнённых царём «господ». О том, что новые господа в опричнине были холопами прежних господ, также писал и Штаден.

Однако исследователи справедливо отмечали, что все известные данные об опричниках, занимавших в опричном дворе сколько-нибудь видное положение, говорят об ином: всех этих людей царь взял в свой двор из состава старого «государева двора», и к низам дворянского сословия они никак не принадлежали. Да и сам Штаден сообщал, «что князья и бояре, взятые в опричнину, распределялись по ступеням (in gradus) не по богатству, а по породе (nach Geburt)».

Элемент истины в высказываниях иноземцев, как представляется, был. Борясь с изменой, опричные власти поощряли доносы боярских слуг на своих господ. Согласно сообщению Штадена, если кто-либо из боярских слуг являлся к одной из застав, окружавших Александрову слободу, и заявлял: «У меня есть дело господарское», его «тотчас доставляли от заставы в слободу в приказ, и всему, что бы он ни говорил о своём господине, давали веру». Не исключено, что такие слуги, засвидетельствовавшие свою верность царю, могли получить часть владений прежних господ и даже быть принятыми в опричнину, но никакой значительной роли в опричном дворе они не играли и в окружение царя не входили.

Новый опричный двор по своей структуре и по своей иерархической организации во всём воспроизводил порядки старого «государева двора», а место того или иного сына боярского на иерархической лестнице определялось традиционными правилами. Принципиальное новшество состояло в том, что царь не пожелал взять в опричнину наиболее знатные княжеские и боярские роды, и поэтому открылся доступ к высоким должностям в опричном дворе для людей, которые при обычном положении вещей могли бы претендовать лишь на вторые роли. К тому же в сложившемся положении именно лица, служившие в опричном дворе, пользовались наибольшей близостью к государю и могли оказывать решающее влияние на положение дел в государстве. Именно поэтому часть политической элиты вместе с частью чинов двора стала на сторону царя во время политического кризиса рубежа 1564–1565 годов. В состав опричной думы вошли члены старомосковских боярских родов — Плещеевы, Колычевы, Бутурлины и другие. В их числе не оказалось царских родственников — Захарьиных. Они, очевидно, принадлежали к числу тех советников, чьё поведение в начале шестидесятых годов XVI века разочаровало царя.