Ситуация меняется кардинально: Москва с пригородами образует систему агломерации. И ей нужна стратегия развития. Она есть, и она последовательно будет уходить от старой стратегии, поделившей Москву на зоны развития (центр) и зоны стабилизации (промзоны и спальные районы) ради увеличения рабочих мест и строительства жилья. 

Прежняя стратегия создавала ситуацию осаждённой крепости, привлекательной для мигрантов. Она давала рабочие места и жильё приезжим. Этакая кейнсианская идея в действии. Она себя изжила.

Идеи Мейнарда Кейнса составляли основу экономической политики США от Рузвельта до Рейгана. Но в семидесятые годы США от политики дирижизма — управления экономикой при помощи государственного регулирования — ушли. И пришли к политике Фридмана — монетаризма и саморегулируемости экономики. Америка столкнулась с проблемой стагфляции, когда инфляция сопровождалась потерей рабочих мест. Это главный порок дирижизма — неспособность справиться с инфляцией, сопровождающейся ростом безработицы, что означает: система себя исчерпала. У нас этот процесс идёт с отставанием на сорок лет. Штука в том, что в девяностые дирижизм мэра Лужкова был палочкой-выручалочкой. Это был поплавок, на котором мы плыли. Его эффективность низка, но устойчива. Дирижизм в Москве себя исчерпал на рубеже 2007–2008 годов.

Понимание властями этого процесса, включая федеральные, есть. Это по их запросу мы проводили исследование структуры занятости в Москве. Оно шокирует. Из двенадцати миллионов живущих в столице 6,5 млн якобы работают, а 5,5 млн — пенсионеры, домохозяйки, инвалиды, студенты и школьники.

Но исследование показало, что реально среди 6,5 млн работающих — только четыре миллиона. Трудится лишь каждый третий москвич, или 35 процентов. 65 процентов, или 1,5 миллиона рабочих мест, — для Московской области, ещё один миллион — для остальной России и СНГ.

Причём речь идёт об исключительно легальных рабочих местах. В промышленности, торговле и на транспорте мы создаём рабочие места для приезжих. Москвичи туда не идут. На одно рабочее место для москвича приходится десять созданных рабочих мест для приезжего. Мы раздуваем столицу для приезжей рабочей силы, которая используется неэффективно и до 45–50 процентов — нелегально. Итог — дорогие земля и недвижимость, локальные дефициты ресурсов, экологическая и транспортная напряжённость. Всё это уходит в цену продукции, которая растёт. Мы консервируем дороговизну и неэффективность, не зная реальной социальной структуры мегаполиса.

Вечный вопрос: что делать? Во-первых, прекратить создание рабочих мест для низкоквалифицированных приезжих. Вывести индустрию за черту города и даже области. Перевести её в промышленные регионы — ближе к ресурсам и рабочей силе. Как сейчас создаётся новый промышленный центр на Урале и Новая Москва.

Встаёт вопрос: чем взамен занять людей в Москве? Есть три вида постиндустриальной экономики, расположенной в сфере услуг. Классическая сфера услуг — гостиницы, рестораны, туризм, медицинское обслуживание, где и так работает много москвичей. Второй вид сервиса — финансовый. Москва, так сложилось, оказалась единственным крупным финансовым центром в СНГ. Ничего подобного нет ни в Астане, ни в Киеве, ни в Петербурге. Половина финансов страны сосредоточена в столице. Уже дано поручение Президента РФ создать в Москве новый финансовый центр. Структуры строящегося района Москва-Сити отводятся именно под него. В столице медленно и последовательно создаётся новая и могучая финансовая структура.

Москва станет Франкфуртом, вторым Нью-Йорком — крупнейшим финансовым и деловым центром Восточной Европы. А если получится — северо-восточным региональным банком мира. И, таким образом, она будет не «пылесосить», а снабжать всю Россию. И когда мы сами будем перенаправлять кредиты, рассчитываться в рублях, в юанях и в евро, совершать сделки на площадках Новой Москвы, ей потребуются в больших объёмах принципиально новые трудовые ресурсы — интеллектуальные. Это огромное количество рабочих мест для образованных москвичей и мигрантов.

Наконец, ещё один сектор — наука, образовательное пространство и научно-экспериментальное производство в сфере высоких технологий. В Москве сегодня сосредоточено до пятидесяти процентов российской науки. Вот эти четыре составляющие — классический сервис, финансовый сервис, наука и образование, а также наукоёмкое производство в сфере высоких технологий — и есть экономика ХХI века. У Москвы есть амбиции и возможности её развивать.

Один из самых нерешённых недостатков Москвы — дефицит дорог при растущем числе многоэтажек, что ведёт к росту числа пробок. Подсчёты показывают, что обеспеченность москвичей автомобилями составляет две трети от того уровня, который просчитан как комфортный для среды обитания. А значит, москвичи к четырём существующим миллионам купят ещё свыше двух миллионов авто.

Все работы по созданию гаражей и машино-мест, организации движения опаздывают и будут опаздывать относительно роста числа автомобилей. Надо привыкать к тому, что во всех мегаполисах мира регулятором движения становится сама пробка. Поэтому от пробок, может быть, мы избавимся, когда экономику избавим от дирижизма.

Вообще, не надо надеяться, что транспортная ситуация кардинально изменится. Её можно лишь улучшить, и то с помощью общественного транспорта — метро и трамваев прежде всего, а также включения железных дорог в общую систему городского транспорта. Для этого транспорт надо сделать комфортным и продуманным в смысле логистики. Но всё равно придётся ограничивать въезд машин в центр и разные районы деловой части города.

У сумасшедших бывают приступы и ремиссии. Наша цель — увеличить время ремиссии — время, когда можно ездить не в пробках. Но в определённые часы и дни они неизбежны. Один из способов регулирования движения в будущем — сдерживание покупательской способности. Если этого не делать, а только улучшать логистику движения, то сразу же в семье задумаются: «А не прикупить ли нам ещё одну машинку?» Это всё остатки индустриального мышления. И это тоже наша забота.

Сегодня мы переходим к парадигме открытого города со средним классом и постиндустриальной экономикой. Значит, надо развивать мозги, даже если это ущемляет материальные интересы или хватательные рефлексы потребления.