Советская тема нынче в моде. Выставки открываются одна за другой. Любой мало-мальски уважающий себя краеведческий музей — особенно в глубинке — уже имеет соответствующую, большую или меньшую, экспозицию. Но — чего греха таить — зачастую весьма беспорядочную. Задача одна — заставить посетителя почаще вспоминать о тех временах, когда вроде как и сахар был слаще, и вода мокрее.

На первый, самый поверхностный взгляд, только что открывшаяся в Музее Москвы выставка «Советское детство», самая большая из тех, что открывались в столице за последние годы (куратор — Владимир Кузнецов, координатор — Ирина Карпачёва), — о том же.

Весьма многочисленная публика радостно, по-детски барахтается в не столь уж недавнем прошлом — хронологические рамки выставки простираются от «ранней оттепели» до «позднего застоя». Точно входя во второй раз в одну и ту же реку, присаживается за давно забытые, с откидными крышками парты. Пишет на совсем облысевшей от старости школьной доске. Смотрит чудом сохранивший работоспособность чёрно-белый телевизор «Чайка». Умиляется самым настоящим — первого поколения — Хрюше, Степашке и Каркуше. И прочее в том же вкусе.

Но — не спешите ностальгировать...

Выставка разделяется как бы на четыре сферы, четыре уровня, четыре пространства. Первое обозначает себя прямо при входе, где висит изрядного возраста металлический почтовый ящик — такой был когда-то на двери каждой квартиры — с заботливо опущенными в него газетами. «Предлагаю не в шутку, а вправду подписаться на „Пионерскую правду“!» — в данном случае на 1971 год. Это, понятно, дом.

Дом, чисто предметный ряд которого подкрепляется живописным и фотографическим — оба выдержаны строго в стилистике времени. Детские коляски, больше напоминающие небольшие танки. Детские же кроватки с заботливым деревянным ограждением, на которых буквально все мы сделали первые шаги. Плетёные санки. Лыжи — с ещё бамбуковыми палками. И, конечно, игрушки — девчачьи куклы, мальчишечьи пожарные машины, общие плюшевые мишки и зайцы.

Самое ценное в них не то, что их было мало — а у некоторых, что победнее, и вовсе игрушек почти не было. И не отличия от нынешнего пошловато-конвейерного китайского ширпотреба, о которых так любят потолковать нынешние родители. Другое...

Помню, лет двадцать назад в Зимнем дворце работала посвящённая царской семье выставка — в меру представительная, в меру роскошная и помпезная, в меру казённая. Единственный предмет, выбивавшийся из общего строя (не знаю, может быть, так и было задумано авторами?), — затёртый буквально до проплешин, до дырок плюшевый медведь цесаревича.

От одной мысли о том, сколько жалоб и слёз слышал и видел от неизлечимо больного мальчика этот медведь, становилось просто жутко (читайте потрясающее стихотворение Даниила Андреева про мишку, пропавшего при аресте). Ведь все боли и обиды в детстве переживаются куда острее...

Все игрушки с выставки — это очевидно — прошли через детские и даже взрослые руки. И не одни. Говорят, даже сама госпожа координатор выставки пожертвовала для неё свою любимую куклу... Многие приносили — и приносят — согретые собственным теплом игрушки.

Рядом — совсем другой уровень детства. Школьный. Был когда-то ещё один — дворовый, но прежний московский двор, увы, как многие сокровища искусства, остался только на фотографиях. Не стало пространств — ушли под парковки. Не стало персонажей — ушли в виртуальный компьютерный мир...

Но и тут посетителя ждут самые настоящие уникумы. Организаторы выставки на полном серьёзе утверждают, что случайно сохранившаяся в двухкопеечной тетрадке советской выделки промокашка — единственная если не в России, то в Москве уж точно.

А вот — на полном серьёзе — «военный» документ (кажется, образца 1982 года). Вчитаемся в эти записанные на листке из тетрадки в линейку чеканные строки: «Уведомляется засим, что ластик действительно пошёл на нужды войны между правой и левой половинами класса» (следуют подписи). Вот бы и сейчас договоры подписывались с такой же лёгкостью! Вечные — и греющие сердце любого школяра шпаргалки.

А на фотографиях, развешанных по стенам (сделаны в основном Ириной Свиридовой и Дмитрием Воздвиженским), — субъекты, так сказать, школьных действий. Школьницы в белых фартуках. Прикрывающиеся истрёпанными в школьных бурях ранцами пацанята — ну, разумеется, прогульщики! А где прогуливали? Главным образом в кино.

Но коли так, то вот вам следующий уровень выставки. Город — в данном случае Москва. Странным образом выставка совпала с открытием для обзора — после снятия лесов — стен «Детского мира». Теперь он зовётся Центральным детским магазином и имеет собственный музей — кое-что из его реликвий в экспозиции имеется.

Открытие шедевра Алексея Душкина — «Детского мира» — было событием для тех дней знаковым. (И — подумать только! — в те времена на тогдашней площади Дзержинского по периметру росли самые настоящие живые деревья, фотоснимки не обманывают.) Оно было символом того, что впервые после Октябрьского переворота ребёнок мог почувствовать себя именно ребёнком. А не сырьём для идеологической обработки. Без идеологии, понятно, на выставке не обошлось, но она присутствует, как ей и подобает, где-то на дальней периферии.

Легче вздохнулось и взрослым, едва ли не впервые обретшим в хрущёвскую пору вкус — иногда в самом прямом смысле слова — к жизни. Но очень примечательно, что никаких напоминаний о кулинарной стороне тогдашнего детства (а таких символов было много, очень много!) на выставке нет; эта dolce vita — вовсе иная и совсем не менее значимая тема.

Город, отдадим ему должное, старался для детей, как мог. Открытие Дворца пионеров — по тем временам это был и вправду дворец за гранью серой повседневной реальности (как напоминание о нём — пионерский барабан с автографом Гагарина). На фотографиях — тогдашние знаменитости в его интерьерах: Дин Рид, Анжела Дэвис... Кто-нибудь помнит, кто это были такие?

Новый цирк — только тот, кто жил в те времена, может представить, чем был для тогдашнего дитяти поход в цирк: смотрите в экспозиции цирковые «причиндалы», а в телевизоре — интермедии Шуйдина и Никулина. Помните его песню: «С утра я рад, чего-то жду, ура-ура, я в цирк иду»?

Я бы, кстати, кое-что добавил в «ряды» выставки. «Детский мир» и новый театр Сац — отлично. Но остались ли фотографии тех «храмов детства» местного значения, что были разбросаны по всей Москве? Сообразно месту рождения перечислю: двухзальный игрушечный магазин на Арбате, первое в Москве детское кафе «Буратино», кинотеатры «Юный зритель» и «Наука и знание» — там же? Отлично смотрится длиннющая «хоругвь», усеянная столь популярными когда-то значками. Но почему на ней — сплошная идеология и совсем нет столь дорогих когда-то сердцам коллекционеров городских гербов? Мелочь, скажете? А скольких юнцов эта мелочь привела когда-то сначала в исторические кружки, а потом на факультеты солидных вузов?

А все предыдущие уровни по всему пространству выставки объединяет четвёртый — своеобразная река времён, кружащая и коляски, и пластмассовых пупсов, и игрушечные самосвалы, и пионерские знамёна с детскими подписями в защиту Вьетнама и патриотов Чили, и битые-перебитые ранцы-портфельчики, и кордовые модели самолётов с моторчиками, работавшими на сущем жупеле для тогдашних детей — касторке...

Так что же, поностальгировали и хватит? Понятно, мало кто задумывается о том, что выставка — очень мягко и ненавязчиво — напоминает тогдашним детям о том, что лучшие, равно как и далеко не лучшие, их черты родом именно оттуда. А осознавать это, согласитесь, не всегда приятно. Эта выставка чем-то напоминает ту самую Зону из фильма Тарковского, которая просвечивала человека насквозь...

Есть вопросы, которые выставка ставит не только перед былыми школярами. Что делать с уже упомянутыми реликвиями — игрушками, предметами быта и прочим, — которые люди несут не только в Музей Москвы? Создавать специальную экспозицию? А как быть с жестоким, но объективным, что вне ауры, вне жизненного пути того или иного человека все они по большей части не более чем лавка древностей, кунсткамера? Всех людских историй никакой музей не запишет, хотя очень стоило бы.