Даже в московских, близких к источникам информации, школах педагоги оценивают изменения в контрольно-измерительных материалах (КИМах) по-разному. «Экзамен стал сложнее», — говорят одни и демонстрируют детям новый бланк для ответов и задание А7 в новом, непривычном формате. «Экзамен упростили до безобразия», — сетуют другие, имея в виду сокращение количества заданий и отсутствие «теоретической» части B. Как же обстоят дела на самом деле?

«Минимальную границу ЕГЭ по русскому языку (17 первичных и, соответственно, 36 тестовых баллов) в 2014 году не преодолели 4,08 % экзаменуемых (в 2013 году — 1,37 %; в 2012 году — 2 %), — анализирует итоги экзамена И. П. Цыбулько, автор методических рекомендаций, опубликованных на официальном сайте Федерального института педагогических исследований. — Повышение доли участников, не преодолевших минимальной границы, очевидно, свидетельствует как об эффективности мер по усилению информационной безопасности экзамена, так и о традиционно низком уровне подготовки экзаменуемых в ряде субъектов РФ». Видимо, эта статистика и заставила разработчиков КИМов не только снизить минимальный балл, но и изменить задания, которые предложат на экзамене в конце учебного года. 

Число заданий действительно сократилось более чем на треть — из 38 уцелело 24. На первый взгляд, ЕГЭ отказался именно от тех заданий, которые позволяли упрекать составителей КИМов в ненужном теоретизировании. Действительно, трудно было понять, зачем выпускнику школы нужно обязательно уметь определять способ словообразования, отличать придаточное определительное от местоимённо-определительного и распознавать обобщённо-личные предложения, отсутствующие в большинстве научных классификаций. Теперь ЕГЭ не проверяет эти сомнительные навыки. Стал ли он практико-ориентированным? К сожалению, нет.

«Комплексный характер экзаменационной работы позволит осуществить объективную проверку и оценку сформированности лингвистической, языковой и коммуникативной компетенций экзаменуемых», — так характеризует И. П. Цыбулько новый формат в тех же методических рекомендациях. Всё не так радужно. В новом варианте КИМов ещё заметнее несоответствие целей преподавания русского языка в школе и форм проверки заявленных в федеральном стандарте «компетенций». Число заданий практического плана, проверяющих коммуникативные навыки, в новых КИМах не выросло.

Радикально изменились в лучшую сторону задания А5 и А6: экзаменуемые должны теперь не только найти, но и исправить ошибку. Пугающее непривычным форматом задание А7 тоже требует большей осознанности его выполнения. Если ранее дети пытались вчитаться в четыре предложения и зачастую не видели, что одно из них построено неграмотно, то сейчас им предлагают найти соответствия между пятью заведомо ошибочными вариантами и типом допущенной ошибки. Однако в остальных изменённых заданиях новый ЕГЭ скорее проигрывает старому. 

В заданиях А8 — А11, проверяющих орфографические навыки, по сравнению с предыдущей версией существенно сократился объём слов. Очевидно, что умение вставить в слово пропущенную букву и грамотно записать свои мысли — это не одно и то же. Данные задания проверяют грамотность поверхностно, формально. От того, что теперь надо вписать в клеточки слово с верной буквой, проверка не стала объективнее. Если судить о заданиях по демоверсии, то в КИМах не осталось материала, проверяющего, к примеру, способность ученика разобраться в составе слова, отличить приставку низ- (нис-) от корня -низ-, приставку рас- перед корневой «т» от корня -раст-. По демоверсии неясно, каким будет в данных заданиях процент слов-исключений. Именно благодаря их обилию в прежние годы тесты успешно мог выполнить ученик, знающий предмет поверхностно, но заучивший исключения. Общее сокращение объёма слов в тестах, к сожалению, заставляет предположить, что проверка стала менее объективной по чисто математическим причинам.

Часть B в новой версии — это всё та же знакомая часть С, проверка умения ребёнка запомнить набор клише и грамматически верно связать так называемые аргументы с основной мыслью текста. С определением основной мысли текстов части С в последние годы то и дело возникали проблемы. В ходе экспериментов, проведённых неравнодушными педагогами, люди с неплохим гуманитарным образованием, называя основную мысль предложенного текста, не попадали в формулировку, узаконенную оценочной системой. Чтобы избежать подобных «промахов», детям предлагали связать текст с одним из тематических блоков, в соответствии с которыми подбирали тексты разработчики КИМов: «Патриотизм», «Детство и взросление», «Что делает человека человеком»… За псевдоинтерпретацией следовала псевдоаргументация. К сожалению, задание части С ЕГЭ подменяет аргументацию аналогией, подбором примеров. В итоге сегодня в вузах приходится заново объяснять успешно сдавшему ЕГЭ первокурснику, что такое аргумент.

Не исключены и новые казусы с текстами, которые КИМы предлагают прокомментировать. Так, в прошлом году многие, в том числе учитель московской школы № 57 Сергей Волков, отметили, что авторы ЕГЭ напрочь перекроили и обессмыслили текст Сергея Аверинцева «Древний урок человечности». Этот текст был в одном из вариантов, доставшихся школьникам Центральной части России. А в Ставрополье, где текст публициста, блогера Татьяны Туз использовали на ЕГЭ без ведома автора, разразился настоящий скандал. «У меня появилась ненависть к Вам… и Вашему тексту, — атаковали автора на сетевых форумах разгневанные выпускники, — выявить проблему и вставить какой-либо аргумент, кроме Д. С. Лихачёва, почти невозможно». «Народ, простите, а я-то тут причём? — парировала Туз. — Сижу, никого не трогаю, выставляю тексты исключительно на своей страничке, никто ко мне по поводу ЕГЭ не обращался». Задание не изменилось, тексты для него, видимо, и в этом году будут подбираться по старому принципу, имена современных малоизвестных публицистов будут соседствовать с именами классиков и известных учёных, а цензуру и немилосердное сокращение исходников скроет спасительный предлог «по»: «по Паустовскому», «по Лихачёву», «по Шаргунову».

Очень хочется взглянуть на КИМы-2015 глазами тех детей, которым и прежняя версия экзамена не казалась сложной. Выпускникам, рассчитывающим на высокий результат, дорог каждый балл. Потеря одного балла по 56-балльной шкале часто оборачивается потерей от трёх до пяти баллов по шкале стобалльной. На чём теряют эти баллы хорошо владеющие языком дети? К сожалению, на тех неуклюжих заданиях, которые требуют определить, в каком из предложений скрыта главная информация, разобраться в типах речи, найти контекстные антонимы или синонимы. «Такие мутные задания, — говорит одиннадцатиклассница Екатерина, которая рассчитывает сдать экзамен на 100 баллов, — для меня как степень сжатия в изложении на ГИА. Никогда не угадаешь, достаточна ли она по мнению экзаменаторов». Все эти задания сохранены в новой версии КИМов, причём новое задание А1 стало ещё более «мутным»: теперь в нём несколько правильных ответов. Екатерина ещё не задаётся главными вопросами, которые приносит новая версия ЕГЭ. Что будет в том случае, если значительно большее по сравнению с прошлым годом число выпускников напишет ЕГЭ на высокий балл? Что вузы будут делать со сверхконкуренцией? Не сложится ли так, что топовые места в списках приёмных комиссий займут люди, верно угадавшие номера предложений с главной информацией или то, какое из словосочетаний авторы КИМов посчитали фразеологизмом?

Как бы то ни было, одно остаётся несомненным в работе учителя: о языке можно и нужно говорить интересно. Язык — живой организм, который поддаётся исследованию. Организм, где часть речи, оказавшаяся не на своём месте, рождает знак препинания. Где смерть древних юсов объясняет cовременные чередования звуков… В прежней, местами излишне наполненной теорией, части B прослеживалась строгая система, а последовательность заданий можно было положить в основу разговора о том, как устроен язык. Думаю, что и в этом году большинство учителей решаются на такой диалог с учениками и начинают готовить их к ЕГЭ по старинке, с разговора о частях слова и частях речи, о Ломоносове и «Российской грамматике». И в большинстве своём учителя понимают, что ни разряды местоимений, ни формообразующие частицы, ни производные предлоги из КИМов никуда не делись. Они просто переехали в другие задания. И если в демоверсии отсутствуют «ловушки» и трудные случаи, то на экзамене они вполне могут появиться. К примеру, в задании, требующем выделить грамматическую основу, окажется инфинитив в роли дополнения или обстоятельства, а в задании, где надо охарактеризовать предложение, найдётся местоимённо-соотносительное придаточное. Оценить процент сюрпризов в КИМах на сегодняшний день невозможно: в распоряжении учителей всего один демонстрационный вариант. Нет традиционных брошюр для подготовки с типовыми вариантами, да и открытый банк на сайте ФИПИ до сих пор наполнен заданиями из старой версии КИМов. Новый ЕГЭ не страшен. Выпускники и педагоги больше боятся неизвестности и отсутствия материалов для подготовки к экзамену.

И я боюсь вместе с коллегами, вместе с детьми. Я вспоминаю, к примеру, что перед экзаменом в прошлом году в Сеть были вброшены варианты, где во многих заданиях не было верных ответов или было два и более верных ответа. На официальных сайтах единого экзамена и в лентах новостей информагентств прозвучали суммы, затраченные на информационную безопасность, в том числе на распространение фейков. Рособрнадзор отчитался о том, что фальшивыми вариантами удалось сбить с толку тех, кто привык покупать и продавать КИМы и ответы к ним. Знаете, чего я боюсь больше всего? Я боюсь, что кто-то из моих учеников в этом году увидит такой фейк перед собой на экзамене. Что по какой-нибудь нелепой случайности, из-за недостатка времени провокативные задания будут использованы. Надеюсь, что это всего лишь стандартные фобии учителя-словесника, живущего в эпоху перемен.